История
Уже два века Россия безуспешно пытается обрести конституцию, достойную современной цивилизованной страны. Времена нескольких императоров прошли в бесплодных попытках принять хотя бы проект того, название чего даже боялись произносить. На излете Российской империи были приняты «Основные законы», а само слово «Конституция» по иронии судьбы применили только большевики. Мировой сенсацией стала «самая демократичная» сталинская конституция, принятая накануне 1937 года. Конституция победившей демократии просуществовала с 1993 по 2020 год. Историк Тамара Эйдельман напоминает о попытках России стать правовым государством во времена пяти императоров, пяти генсеков и двух с половиной президентов.
Слово «конституция» долго вызывало в России большие опасения. В XVIII–XIX веках всем было понятно его французское происхождение, а значит — о ужас! — связь с Великой революцией, когда во Франции сменилось несколько конституций. Государство, где веками существовала абсолютная власть короля, вдруг стало сначала конституционной монархией, а потом вообще республикой. В промежутке между принятием разных конституций французы успели еще казнить короля и королеву, а также многих других.
Конечно, мысль о конституции внушала российским правителям страх. Впрочем, не всем. Молодой наследник престола великий князь Александр Павлович признавался друзьям, что хочет дать России конституцию, отречься от престола и поселиться с женой в «маленьком домике на берегу Рейна». Вот интересно: конституция теоретически должна была облагодетельствовать Россию, но жить Александр собирался от нее подальше: видно, предполагал, что новое государственное устройство может принести ему лично неприятности.
Вступив на престол, Александр I энергично принялся за реформы. Вместе со своими молодыми друзьями, которых он ввел в «Негласный комитет», он предполагал свернуть горы. На первых же заседаниях он горячо убеждал их , что Россия нуждается в кардинальных переменах — введении конституции и отмене крепостного права. Друзьям пришлось его удерживать и успокаивать. Учитель Александра, философ Лагарп, написал ему письмо, в котором умолял не выпускать самодержавную власть из рук — иначе ни о каких реформах и речи быть не может, ведь, как считал Лагарп, царю не приходится ждать поддержки ни от кого, кроме молодых просвещенных офицеров.
В результате никакого изменения государственного строя не произошло. Вместо этого были изменены государственные учреждения — устаревшие коллегии заменили на более современные министерства. Реформа, безусловно, полезная, но явно уступающая по масштабу тому, что молодой император видел в своих мечтах.
Конституция Сперанского: первый блин
Царь постепенно потерял интерес к Негласному комитету, к тому же в 1805 году началась война с Наполеоном. После заключения мира в 1807 году Александр снова стал думать об изменениях в стране, и в эти годы Россия получила уникальный шанс. Взошла звезда выдающегося государственного деятеля Михаила Михайловича Сперанского. С 1807 по 1812 год Сперанский был одним из самых близких Александру людей — он имел право ежедневного личного доклада царю, а что может обеспечить большее влияние в самодержавном государстве, чем постоянные контакты с правителем? Сперанский и Александр, очевидно, много говорили о возможных реформах, и в конце концов Сперанский предложил царю свой план государственных преобразований.
Во вступлении к проекту он очень аккуратно постарался развеять опасения царя насчет того, что от конституции недалеко до революции. «Царства земные имеют свои эпохи величия и упадка, и в каждой эпохе образ правления должен быть соразмерен тому степени гражданского образования, на коем стоит государство. Каждый раз, когда образ правления отстает или предваряет сей степень, он испровергается с большим иль меньшим потрясением». Попросту говоря, если Россия отстанет от «степени гражданского образования» и не проведет реформы, то грянет буря. Конституция (хотя это слово, конечно, не произносится) не приблизит, по мнению Сперанского, революцию, а, наоборот, укрепит стабильность. К тому же, если перемены будут проведены сверху, а не вырваны бунтующим народом, как во Франции, то опасаться вообще нечего.
На какое-то время Александр, кажется, поверил Сперанскому и одобрил его проект. План был совершенно замечательным и, наверное, самым последовательным и продуманным из всех проектов реформ, создававшихся в XIX веке. Сперанский предложил создать четырехступенчатую систему выборных органов — волостные, окружные, губернские думы и, наконец, Государственную думу. Над Думой, на манер английской палаты лордов, должна была быть создана верхняя палата — Государственный совет, без одобрения которого законы не принимались. Право голосовать следовало предоставить всем, кто владел собственностью. Если крепостной крестьянин выкупался на волю и получал собственность, он тоже обретал политические права. Впрочем, было ясно, что при такой системе крепостное право долго не продержится и будет отменено.
Александр вроде бы одобрил проект Сперанского и даже сделал первый шаг — в 1810 году был создан обновленный Государственный совет. Но это была только верхушка айсберга, теперь предстояло сформировать всю остальную систему. В это время до царя стали со всех сторон доходить жалобы, а иногда и откровенные доносы на Сперанского. Всеобщее возмущение при дворе вызвали два введенных с подачи реформатора указа — о необходимости для государственных чиновников либо представить диплом об окончании университета, либо сдать экзамен за университетский курс. В России, где большая часть дворян в то время получала домашнее образование, это означало, что немолодым министрам, сенаторам, начальникам департаментов придется сдавать экзамены. Второй указ сделал придворные чины просто званиями — теперь больше нельзя было считать себя находящимся на службе, получать жалованье и награды, если ты был просто придворным. Хочешь служить — служи по-настоящему, а не просто ошивайся при дворе. Можно представить себе ярость придворных, тем более что Сперанский был чужаком — выходцем из провинциального духовенства.
Последний удар нанес замечательный человек и выдающийся историк — Николай Михайлович Карамзин, который был настолько взволнован надвигавшимися переменами, что оторвался от работы над «Историей государства Российского» и написал «Записку о древней и новой России», в которой своим изящным слогом прошелся по всей истории, доказывая, что самодержавие естественно для страны, в которой когда-то новгородцы сами отказались от вольности и призвали варягов, а освобождение крестьян принесет им только вред.
Карамзин доказывал, что самодержавие естественно для страны, а освобождение крестьян принесет им только вред
Карамзин, искренне любивший и уважавший царя, не побоялся напомнить ему про убийство отца — Павла I, в котором был замешан сам Александр, и намекнуть, что, лишив дворян их привилегий, царь потрясет сами основы существования России, что тогда может произойти? Александр I хорошо помнил, что и его дед, и его отец были свергнуты и убиты заговорщиками. Можем ли мы упрекнуть его за то, что он решил не торопиться с реформами? И все же, если бы проект Сперанского был осуществлен в 1810 году и Россия фактически получила конституцию и парламент, то сегодня мы жили бы в совсем другой стране…
В марте 1812 года царь пригласил Сперанского к себе и неожиданно сообщил, что отправляет его в ссылку. Во время этого разговора оба они плакали, вот только Александр остался во дворце, а Сперанский поехал в Нижний Новгород, где все считали его французским шпионом. Позже Сперанского вернут в Петербург, его карьера продолжится, но о реформах речи уже не будет…
Александр по сути дела до конца своего правления не оставлял мечты о конституции. После войны 1812 года и окончательной победы над Наполеоном Александр буквально вынудил нового французского короля Людовика XVIII не уничтожать все достижения революции и дать стране очередную конституцию, чтобы избежать новых потрясений. Конституцию получило и Царство Польское, вошедшее в состав Российской империи. А почему не Россия?
В 1818 году царь приказал своему давнему другу Николаю Новосильцеву, управлявшему тогда Царством Польским, составить конституцию для России — и через год была написана Уставная грамота, по которой в стране должен был появиться двухпалатный парламент. Но опять ничего не произошло. Проект не был реализован, и мы вообще могли бы о нем ничего не знать, если бы уже позже, в 1830 году польские повстанцы не захватили в Варшаве государственные бумаги , среди которых был и проект Новосильцева.
«О сладкой вольности гражданства»
Не знали о проектах царя и будущие декабристы, те самые молодые просвещенные офицеры, на которых Александру предлагал опираться его учитель Лагарп. Вот только после войны 1812 года и заграничных походов русской армии царь уже не был для молодых военных обожаемым кумиром — он обманул их ожидания, не провел реформ, стал, говоря словами Пушкина, «кочующим деспотом». Мало того, он готов дать конституцию Польше, но не России — неужели он настолько презирает свою страну? Кто знает, если бы декабристы знали, например, о проекте Новосильцева, то, может быть, вели бы себя по-другому, не видели бы в царе врага и тирана. Но самодержавная власть всегда предпочитает скрывать свои секреты.
Члены тайных обществ начинают готовиться в свержению царской власти и пишут свои проекты конституций — Никита Муравьев разрабатывает проект конституционной монархии, а Пестель — республики. Никто точно не понимает, когда и как произойдет смена власти, но все жаждут перемен.
В 1825 году после смерти Александра I заговорщики выйдут на Сенатскую площадь — и отправятся кто на виселицу, а кто в Сибирь или на Кавказ. Злые языки утверждали, что солдаты, которых вывели на площадь, считали, что Конституция, о которой говорили их командиры, — это жена великого князя Константина, от имени которого выступали восставшие. Это, скорее всего, не правда, а чья-то злая шутка, но что про конституцию в тот момент в России слышали немногие, — это увы, так.
Современных людей часто коробит то, как декабристы вели себя на допросах: почти никто из них ничего не скрывал, они охотно, как мы сказали бы сегодня, «сотрудничали со следствием». Но это не признак трусости — большая часть из них были военными, не раз мужественно стоявшими на поле боя под пулями и ядрами. Одной из причин их «разговорчивости» было желание выговориться, объяснить новому царю Николаю I, чего они на самом деле хотели, быть может, подтолкнуть его к реформам.
Николай действительно внимательно ознакомился со всеми декабристскими проектами, но сделал для себя вывод, прямо противоположный тому, на который рассчитывали мятежники. Он решил, что все идеи, связанные с Конституцией, разделением властей, правами и свободами, — это порождение западного брожения умов, которое как раз и погрузило Европу в бурю революций. У России же, с его точки зрения, был свой путь — спокойствия и стабильности при правлении самодержавного государя.
В течение тридцати лет николаевского правления казалось, что так оно и есть — спокойная жизнь, постепенное экономическое развитие, видимая любовь подданных внушали Николаю уверенность в правильности выбранного пути. Небольшая горстка болтунов, начитавшихся западных книг, была под постоянным надзором Третьего отделения. Только позорный разгром России в Крымской войне показал, что в стране все не так благополучно, как казалось царю. Мы не знаем, действительно ли Николай I покончил с собой, не выдержав сообщений о поражениях русской армии в Крыму, но во всяком случае он умер, ощущая полную растерянность и разочарование, сказав перед смертью наследнику: «Сдаю тебе команду не в полном порядке».
Александр II понял, что стране необходимы реформы. Но, как очень часто бывает в России, ему казалось, что, изменив экономические и социальные отношения, политический строй можно оставить неизменным. Крепостные крестьяне получили свободу, в губерниях, уездах и городах возникли выборные органы, печать освободилась от цензуры, народ — от мучительных рекрутских наборов. Чего еще можно хотеть?
Оказалось, что все еще были люди, считавшие, что России надо избавиться от самодержавия, что уездных и губернских земств недостаточно — в стране должен быть некий общероссийский выборный орган, хотя бы совещательный. А вот это уже казалось Александру слишком радикальным предложением. Опять забрезжил призрак конституции, а за ним — и гильотины, рубившей головы во время Французской революции.
Отношения между царем-реформатором и обществом накалялись все больше. Молодые радикалы не хотели идти ни на какие компромиссы — началась эпоха террора. И в эти страшные годы, когда Александр II стал едва ли не пленником в своем дворце, Россия снова получила уникальный шанс.
Лорис-Меликов, или Взорванный проект
Михаил Тариэлович Лорис-Меликов завоевал доверие императора тем, что в должности министра внутренних дел успешно боролся с террористами. После того как в начале 1880 года взрыв прогремел непосредственно в Зимнем дворце и царь не погиб лишь чудом, казалось, что революционеры уже повсюду. Однако в течение следующего года терактов больше не было, а некоторые крупные деятели «Народной воли» были арестованы. При этом Лорис-Меликов постоянно убеждал царя, что политика должны быть гибкой: по отношению к революционерам безжалостной, а вот по отношению к образованному обществу — более мягкой. Было ясно, что многие поддерживали революционеров, значит, надо было привлечь людей на свою сторону. А для того нужны были реформы.
Так возник знаменитый проект, который часто называют «конституцией Лорис-Меликова». Конечно, это не была конституция. Просто предлагалось для решения важнейших вопросов российской жизни созвать комиссию, сформированную частично из людей, назначенных властью, а частично — из избранных представителей городов и земств. Не исключено, что позже из работы этой комиссии выросло бы то, что потом могло стать если не законодательным парламентом, то хотя бы совещательным Земским собором, и это уже была бы большая перемена в российской жизни.
Увы, проект Лорис-Меликова был последним документом, подписанным царем 1 марта 1881 года. Через несколько часов после этого он погиб от бомбы народовольцев. Через неделю после гибели царя его наследник, Александр III собрал совет для обсуждения проекта. Лорис-Меликов был уверен, что Александр III начнет осуществлять последнюю волю отца. Однако на заседании невероятно резко выступил Константин Победоносцев, воспитатель нового царя, обер-прокурор Синода, известный своими консервативными взглядами. Основная мысль его пылкой речи сводилась к тому, что покойный император сам виноват в происшедшем — начав двадцать лет назад реформы, он породил революционное движение и террор.
Основная мысль Победоносцева сводилась к тому, что покойный император сам породил революционное движение и террор
Проект Лорис-Меликова был отвергнут. Вскоре он ушел в отставку, за ним последовали и другие либеральные министры. Многие реформы Александра II были ограничены, а вот мысль о том, что православный народ любит своего государя и не нуждается в конституциях, оказалась очень близка новому царю. И снова, как и при Николае I, правление Александра III прошло спокойно, что, казалось, подтверждало его взгляд на Россию. Вот только расплачиваться за это пришлось его сыну Николаю II.
Одной из причин ужасающей неуступчивости Николая II и нежелания что-либо менять было убеждение, что государственный строй должен сохраниться неизменным. «Я не могу растратить наследство, полученное от предков, потому что должен передать его сыну», — не раз говорил Николай. В результате конституция в России все-таки появилась, но не дарованная сверху, как предлагал еще Сперанский, а вырванная народом во время революции 1905 года.
Само слово было слишком страшным и не произносилось, но Основные законы Российской империи, зафиксировавшие в 1906 году существование законодательной Государственной думы, — что это, если не конституция? Она сохраняла огромную власть царя, не давала возможности Думе влиять на формирование правительства, к тому же царь разгонял Думу, сам менял принятые им законы, но это было начало, из которого могло бы очень многое вырасти.
С большевистской прямотой
Увы, старая Россия ушла в прошлое, и большевики, получив власть, решили написать конституцию так, как это было нужно им.
10 июля 1918 года V Всероссийский съезд Советов, тот самый, во время которого началось восстание левых эсеров, успевших за 8 месяцев, прошедших после революции, осознать, что творят их союзники большевики, — принял конституцию РСФСР. Верховная власть принадлежала Всероссийскому съезду Советов, а его исполнительным органом был ВЦИК. В конституции была этакая бандитская откровенность — она не пыталась делать вид, что в новом государстве все равны. Мало того, что голосовать могли не все. «Лишенцы» — дворяне, предприниматели, духовенство — вскоре узнали, что, помимо возможности выбирать и избираться в советы, их лишили еще и продовольственных карточек. И даже один голос рабочего приравнивался к пяти голосам крестьян. Впрочем, уже здесь присутствует то расхождение между принципами и реальностью, которое потом будет видно у всех конституций. Верховная власть у Съезда Советов, но на самом-то деле она у партии большевиков и ее карательных органов. Как говаривали советские люди «ЦК цыкает, а ЧК чикает».
Конституция СССР 1924 года закрепила все то же неравенство и все ту же фальшь, но теперь к ней прибавились еще слова о том, что Советский Союз — это «добровольное объединение равноправных народов» и «за каждой республикой обеспечено свободное право выхода из Союза». Скольким поколениям в послесталинскую эпоху радостно объясняли, насколько ленинский план создания СССР был лучше сталинского, потому что все республики на равных входили в состав Союза, а не подчинялись России. Позднейшие события показали, что не во всех республиках оценили демократичность ленинского плана.
Прошло двенадцать лет, и накануне Большого террора появилась куда более демократичная конституция. «Систему выборов надо менять не только в смысле уничтожения ее многостепенности. Ее надо менять еще и в смысле замены открытого голосования закрытым (тайным) голосованием». Кто написал такие прекрасные слова? Товарищ Сталин, отец народа. Кто написал основной текст конституции, в которой провозглашалось введение всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании и гарантировались все важнейшие свободы — совести, слова, печати, собраний — и даже неприкосновенность личности? — Бухарин, который будет арестован в феврале 1937 года, через неполных три месяца после принятия прекрасной конституции. Кто обсуждал и вносил поправки в конституцию? Да весь советский народ — 75 миллионов участвовали в обсуждениях, было опубликовано полтора миллиона поправок. Тот самый народ, который в это время гнали по этапу, избивали в камерах, гноили в лагерях. Те, кто стоял по ночам у окна, прислушиваясь к шуму колес на улице и вздыхая с облегчением: Пронесло. Сегодня не за мной.
В этой конституции тоже проскакивают откровения, показывающие стоящую за ней реальность. Статья 131: «Лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность, являются врагами народа». Еще бы не являлись: «Закон о трех колосках» был принят еще в 1932 году, и сколько уже малолеток, которых голодавшие матери отправили на колхозное поле подобрать остатки урожая, и сколько таких матерей и отцов уже пожрал ГУЛАГ?
Статья 133: «Измена Родине, нарушение присяги, переход на сторону врага, нанесение ущерба военной мощи государства, шпионаж — караются по всей строгости закона, как самое тяжкое злодеяние». Скольких людей к этому времени уже заставили признаться, что они японские, немецкие и еще бог (или вернее черт) знает чьи шпионы? Скольких уже расстреляли?
И все равно, как дико это ни звучит, конституция 1936 года оставалась в течение многих лет самым демократичным документом, официально изданным в нашей стране. Не случайно в 1965 году правозащитники вышли на Пушкинскую площадь с плакатами «Уважайте советскую Конституцию!» И не случайно уже через несколько минут их разогнали.
В 1977 году торжественно приняли новую конституцию. Ее уже обсуждали 140 миллионов человек. Теперь в ней уже никого не называли врагами народа. Было только написано, что «лица, посягающие на социалистическую собственность, наказываются по закону». Можно вспомнить, например, расстрелянных валютчиков или подпольных предпринимателей, или директора Елисеевского магазина.
Здесь тоже вдруг вылезла на поверхность жизненная реальность — знаменитая 6-я статья: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы… является Коммунистическая партия Советского Союза» — та самая статья, за отмену которой мы так боролись в перестройку.
А потом, через два с половиной месяца после того как отгремели выстрелы в октябре 1993 года, 12 декабря мы отправились на референдум и приняли новую конституцию. С 81-й статьей, где говорится, что одно лицо не может занимать пост президента более двух сроков «подряд». С 31-й статьей, гарантирующей право «собираться мирно без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование». С 19-й статьей, гарантирующей равенство перед законом и судом. С 29-й статьей, гарантирующей право на свободу мысли и слова. С 35 статьей, гарантирующей неприкосновенность частной собственности. С 49-й статьей, гласящей, что «каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана». С 53-й статьей, дающей «право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц».
Теперь же, после «обнуления» и поправок Россия по сути опять остается без конституции. Ну что ж, не в первый раз…