История
Память о той революции постарались уничтожить в сталинские времена, но многие сведения все-таки сохранились благодаря книге немецкого ученого Вильгельма Райха. Половина его фундаментальной работы «Сексуальная революция», написанной в 1933 году, посвящена событиям в советской России в период с 1918-го до конца 1920-х годов. Хотя это правильней было бы назвать не сексуальной революцией, а Революцией Любви, потому что именно любви отводилась в ее концепции решающее место. Некоторые авторы пытаются упростить этот термин, как правило, сводя его к пресловутому декрету об «обобществлении женщин» и к «теории стакана воды», согласно которой утоление сексуальной жажды должно быть предельно простым и естественным.
Понятие «половой коммунизм» ввела в обиход Александра Коллонтай. В 1919 году в Петрограде вышла ее брошюра «Новая мораль и рабочий класс», в которой развивается тема взаимоотношений мужчин и женщин. Идеальной формой брака Коллонтай считала «последовательную моногамию», то есть брак, но не до гроба, как бывало раньше, а один за другим. По ее представлениям, свадеб в жизни каждого человека должно быть несколько. «Нет никакого сомнения, что любовь станет культом будущего человечества», — писала Коллонтай в книге. Идею культа любви вполне разделяла и красная феминистка Инесса Арманд, еще в 1915 году она обсуждала с Лениным содержание брошюры «Свобода любви для женщины». Вождь соглашался с Инессой в том, что брак препятствует свободной любви.
Революция в СССР имела целью провести системные преобразования не только половых, но и семейных отношений. Коллонтай и Арманд не пропагандировали групповой секс и однополые отношения, как им это приписывают, они стремились к преобразованию семейных отношений. Кстати, за много веков до рождения Коллонтай эту идею озвучил Платон в концепции идеального государства. В его утопии брак заключается на год — каждый мужчина за жизнь имеет 15–20 жен, а каждая женщина — 1520 мужей. Чтобы дети не были обузой, по мнению Платона, следует вскоре после рождения отдавать их под опеку государства. Таким образом, вместо общепринятой моногамной семьи, где люди зачастую годами живут без любви, у Платона в идеальном государстве оставались только любовные союзы, которые возникают и распадаются каждый год. В современном мире утопия Платона для многих, увы, стала реальностью, ведь сейчас немало пар возникают и распадаются спустя год после начала совместной жизни. Вот только с детьми море проблем, поэтому их стараются не заводить.
Лозунг «Долой кухонное рабство!» был одним из самых популярных среди революционно настроенных женщин
В отличие от древнегреческого философа русские революционерки понимали, что в семье кроме любви есть еще и домашнее хозяйство, которое в те годы отнимало у женщин уйму времени. Хозяйкам почти все приходилось делать вручную: стирать в корыте, крутить мясорубку и часами стоять у плиты. Поэтому лозунг «Долой кухонное рабство!» был одним из самых популярных среди революционно настроенных женщин. Чтобы быт не сковывал свободу любви, его предполагалось отменить, превратив в общественное. Обычным явлением того времени были комсомольские коммуны. На добровольной основе в такой «семье» обычно проживало 10–12 лиц обоего пола. В таком коллективе велось совместные хозяйство и половая жизнь. Постепенно половое коммунарство получило распространение по всем крупным городам страны. «...Дома коммуны для семейных и особенно для одиноких получают широкое распространение. Жить в доме-коммуне намного удобней, сподручней. Дома-коммуны всегда лучше оборудованы, чем частные квартиры, они обеспечены топливом, освещением. В них имеется центральная кухня, прачечная, при других ясли или детский сад. Обитателям домов-коммун завидуют все, кто живет на частных квартирах», — Александра Коллонтай, «Революция быта», 1920.
Троцкий в работе «От старой семьи к новой» также отмечает, что домашние занятия — помеха для развития супружеских отношений: «Нам нужно социалистическое накопление. Только при этом условии мы сможем освободить семью от таких функций и забот, которые ныне угнетают и разрушают ее. Стирать белье должна хорошая общественная прачечная. Кормить — хороший общественный ресторан. Обшивать — швейная мастерская. Воспитываться дети должны хорошими общественными педагогами, которые в этом деле находят свое подлинное призвание. Тогда связь мужа и жены освобождается от всего внешнего, постороннего, навязанного, случайного. Один перестает заедать жизнь другого. Устанавливается, наконец, подлинное равноправие. Связь определяется только взаимным влечением. Но именно потому она приобретает внутреннюю устойчивость, конечно, не для всех одинаковую и ни для кого не принудительную».Половой вопрос решался просто, судя по свидетельствам тех, кто жил в коммуне: «Мы живём с нашими девушками гораздо лучше, чем идеальные братья и сёстры. О женитьбе мы не думаем, потому что слишком заняты, и к тому же совместная жизнь с нашими девушками ослабляет наши половые желания. Мы не чувствуем половых различий. В коммуне девушка, вступающая в половую связь, не отвлекается от общественной жизни» («Новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы, Крига, 2010 год).
В конце 20-х годов в Ленинграде на улице Рубинштейна, 7 возвели дом-коммуну гостиничного типа, описанный поэтессой Берггольц так: «Его официальное название «Дом-коммуна инженеров и писателей». А потом появилось шуточное, но довольно популярное в Ленинграде прозвище — «Слеза социализма». Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали «слезинцами». Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале 30-х в порядке категорической борьбы со «старым бытом»… Мы вселились в наш дом с энтузиазмом… и даже архинепривлекательный внешний вид «под Корбюзье» с массой высоких крохотных клеток-балкончиков не смущал нас крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью, соответствующей времени». Недостатки совместного проживания она также отметила: «Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже, у писателя Миши Чумандрина играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом — уже было все слышно вплоть до плохих рифм. Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнатках-конурках очень раздражало и утомляло».
А как же быть с ревностью? Новый свободный уклад предлагал не разбивать семью, а расширять ее. Этот способ решения проблемы «любовного треугольника» был опробован в России еще до революции, но не в коммунах, а в кругах богемы. Брак втроем практиковался в разных сочетаниях: двое мужчин и одна женщина, либо две женщины и один мужчина. В число наиболее известных сексуальных экспериментаторов входили такие знаменитые деятели искусства как Гиппиус, Мережковский и Философов; Блок, Менделеева и Белый; Вячеслав Иванов, Зиновьева-Анибал и Маргарита Волошина. В дальнейшем практику «любви втроем» продолжили члены коммунистического союза молодежи. В 20-х годах газета «Комсомольская правда» рассказала о том, как в родильный дом к молодой матери явились сразу два отца. Оказалось, что женщина была одновременно женой обоих и поэтому не могла точно знать, кто именно является отцом новорожденного сына. Все трое были комсомольцами и студентами рабфака, а любовь комсомольцев лишена частнособственнических инстинктов. Позже, вдохновленный этим сюжетом, сценарист Виктор Шкловский предложит режиссеру Абраму Роому написать сценарий по мотивам статьи, и в 1927 году в СССР выйдет картина «Третья Мещанская» («Любовь втроём», 1927).
В Советской России любовь объявлялась нравственной основой союза мужчины и женщины. Если любовь умирает, то и семье конец. Поэтому в отличие от царских времен процедура развода была максимально упрощена. Не забыли и про «плоды любви». Содержание и воспитание детей должно было полностью взять на себя государство. Это правило было провозглашено в «Манифесте коммунистической партии» Маркса и Энгельса еще в середине XIX века. Десятый пункт программы перехода от капитализма к коммунизму предусматривал «Общественное и бесплатное воспитание всех детей». Дети не должны быть препятствием для новой любви. Именно поэтому в домах-коммунах в 20–30-е годы прошлого века строили только маленькие уютные квартирки на двоих и не строили больших апартаментов, рассчитанных на многодетные семьи. В 1923-м в коммунах проживало более 40% рабочей молодёжи Москвы, официально они существовали до 1934 года, пока решением съезда ВКПб их создание не назвали «уравнительно-мальчишеские упражнения “левых головотяпов”».
Идею обобществления идеологи нового семейного уклада взяли у того же Платона. Именно он в своих проектах идеального государства предлагал введение общности имущества, жен и детей. Вскоре после Октябрьской революции идею «общности жен» попытались реализовать во многих городах Советской России. Самый первый декрет о национализации женщин был принят местными органами советской власти в Кронштадте, где было много военных моряков и сильное влияние анархистов. В Калуге красные латышские стрелки провозгласили Калужскую Советскую республику. Декрет «Об отмене частного владения женщинами» они издали в числе первых. В Саратове после выхода декрета толпы возмущенных женщин разгромили клуб анархистов, которые в то время активно пропагандировали свободу любви. В Москве авторство аналогичного декрета приписывали анархисту Хватову, который прославился тем, что открыл в Сокольниках «Дворец любви коммунаров».
Все эти революционные документы содержали немало противоречивых и совершенно утопических положений. Например, декрет, опубликованный во Владимире, предусматривал суровые кары за изнасилование и гарантировал «каждой девушке, достигшей возраста 18 лет, полную неприкосновенность личности». В то же время женщин старше 18 лет декрет объявлял государственной собственностью и обязывал их регистрироваться в Бюро свободной любви в Комиссариате надзора. Это давало им право выбрать из мужчин в возрасте от 19 до 50 лет мужа-сожителя. Интересно, что о согласии мужчин на сожительство в декрете ничего не говорится.
Декрет объявлял женщин старше 18 лет государственной собственностью и обязывал их регистрироваться в бюро свободной любви в Комиссариате надзора
В годы гражданской войны «Декрет об отмене частного владения женщинами» широко использовался в антибольшевистской пропаганде. Свободная любовь особенно возмущала американских сенаторов, воспитанных в пуританских традициях. Вот какой диалог происходил во время слушаний о положении дел в России в сенатской комиссии Овермана в марте 1919 года между сенатором Кингом и мистером Саймонсом, прибывшим из Советской России:
Кинг: "Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так называемую свободную любовь. Известно ли вам что-нибудь по этому поводу?"
Саймонс: «Их программу вы найдете в «Коммунистическом манифесте« Маркса и Энгельса. До нашего отъезда из Петрограда они, если верить отчетам газет, уже установили весьма определенное положение, регулирующее так называемую социализацию женщин».
Кинг: "Итак, говоря прямо, большевистские красноармейцы и самцы-большевики похищают, насилуют и растлевают женщин, сколько хотят?"
Саймонс: "Конечно, они это делают!"
(Цитата из официального отчета сенатской комиссии, опубликованного в 1919 году).
Борцами за раскрепощение было создано общество «Долой стыд», в подходящую погоду они расхаживали по городам голыми; вообще, советская Россия того периода выглядела для приезжих «страной нудистов» и производила на иностранцев неизгладимое впечатление. Лауреат Пулитцеровской премии Кникерборгер, путешествуя по берегам Москвы-реки, был поражен несметным количеством обнаженных тел. В русле идей нудизма развивался и массовый детский отдых. Судя по архивной киносъемке, даже в пионерском лагере «Артек» дети купались без одежды. Михаил Булгаков 12 сентября 1924 года сделал в своём дневнике такую запись: «Новость. На днях в Москве появились совершенно голые люди. Мужчины и женщины. С повязками через плечо «Долой стыд!» Влезали в трамвай. Трамвай останавливали. Публика возмущалась».
Действительно, представления высокообразованных и утонченных красных феминисток отличались от взглядов пролетарских и крестьянских масс. Если Коллонтай и Арманд вкладывали в понятие свободы любви ликвидацию препятствий для большого страстного чувства — крылатого Эроса, то молодые пролетарии, солдаты и матросы видели перед собой отличную возможность беспрепятственно удовлетворять половые потребности. Впоследствии «теорию стакана воды» стали приписывать Коллонтай, ссылаясь при этом на статью «Дорогу крылатому Эросу!». Хотя там она, как раз наоборот, защищала «крылатый Эрос» — духовную близость — против «бескрылого Эроса» — чисто физического влечения. Так или иначе, в 30-е годы обе теории перестали вдохновлять вождя, и сексуальное раскрепощение ушло в прошлое, однако идеи первой Революции Любви еще долго будоражили умы и вдохновляли бунтарей в 60–70-е годы, но уже на Западе.