Антифейк
РИА «Новости» опубликовало статью своего обозревателя Кирилла Стрельникова «Запад начал осознавать свою смертельную ошибку», где говорится:
«Как это часто бывает в западном медиапространстве, самые позорные факты в отношении «золотого миллиарда» выкладываются в общественный доступ только тогда, когда их скрывать уже невозможно, но даже в этом случае неприятные признания делаются с многочисленными оговорками и оправданиями. На этой неделе Международный валютный фонд обнародовал свой доклад, в котором фиксируется давно назревший вывод о стремительно съеживающейся экономической гегемонии ведущих западных стран в лице „Большой семерки” под нарастающим давлением со стороны стран БРИКС. Выводы доклада начали срочно „полировать” все ведущие западные СМИ, но одно стало очевидным: любые победные прогнозы Запада в отношении БРИКС вообще и России в частности можно смело отправлять в мусорную корзину.
В 2007 году западные эксперты обнародовали успокоительный доклад, согласно которому совокупный вклад БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР) в мировую экономику можно будет сравнивать с аналогичным показателем G7 не раньше 2032-го, а там, глядишь, или падишах сдохнет, или ишак.
Но передовая западная экономическая мысль в очередной раз „не шмогла”, и по факту оказывается: страны БРИКС догнали G7 по вкладу в мировой экономический рост уже в 2020 году, а прямо сейчас цифры, даже творчески обработанные специальными людьми, упрямо показывают, что к 2028-му на БРИКС будет приходиться не менее 35 процентов (в некоторых источниках — порядка 40) мирового ВВП (по сравнению с 27,8 процента стран G7).
В подобную же ловушку западные аналитики, на самом деле озвучивающие хотелки мирового „глубинного государства” попали и с оценкой перспектив и влияния России на глобальную экономику. Как мы помним, после начала СВО на Россию было наложено больше санкций, чем на любую другую страну в истории, и главные говорящие головы на Западе с предвкушением сообщали о скором превращении российской экономики в пыль, клочья и атомы с серпом и молотом.
Эта уверенность была настолько велика (ну не может же быть такого, что какая-то бензоколонка с матрешками сможет что-то противопоставить объединенной экономической мощи просвещенного Запада?!), что их аналитики даже не утруждали себя цифрами. Прогноз был один: Россия быстро и безвозвратно будет уничтожена — сначала экономически, а потом как пойдет.
При этом расхожим мемом на протяжении энного количества лет было сравнение экономик России и Италии: экономика самой большой страны в мире настолько смехотворна, что не превышает экономики родины пиццы и пасты.
Однако что-то пошло не так, и на глазах изумленных прогнозистов Россия не только не встала на колени, но даже и не наклонила голову. Позиции России как мировой энергетической супердержавы были еще раз подтверждены, и к этому добавилось звание мировой продовольственной сверхдержавы. На подходе — другие титулы.
Прослезившись, прогнозисты начали сравнивать свои расчеты и пришли к выводу, что считали не то и не так.
В итоге респектабельное издание The National Interest опубликовало посыпающую головы пеплом статью, главный вывод которой звучит так: сравнение экономик России и Италии выдает вопиющую некомпетентность западных экспертов. Если кратко, то корни этого сравнения тянутся из методики сравнения экономик по номинальному ВВП — общей стоимости всех товаров и услуг, произведенных или проданных в стране в течение заданного периода времени. Действительно, в 2013 году, по данным Всемирного банка, номинальный ВВП России составлял около 2,29 триллиона долларов, а Италии — порядка 2,14 триллиона.
Но, согласно признанию авторов статьи, в самом подходе была заложена принципиальная ошибка: в расчете не учитывались ни обменный курс, ни паритет покупательной способности (ППС) с поправкой на уровень жизни и производительность труда, благосостояние на душу населения и, главное, наличие в активе живых материальных ресурсов и товаров — в противовес красивым „бумажным” активам вроде стоимости мировых брендов, авторских прав и так далее.
С учетом лишь этой поправки ВВП России вполне сравним с ВВП Германии (входит в десятку самых экономически развитых стран в мире): 4,81 триллиона долларов у России против 4,85 триллиона у Германии по состоянию на 2021 год».
Ошибка, безусловно, есть. Правда, не смертельная. И не у Запада. Банальная ошибка в расчетах обозревателя РИА «Новости». Bloomberg так излагает основные выводы доклада МВФ:
«По данным Международного валютного фонда, в ближайшие пять лет Китай будет играть основную роль в глобальном росте, и его доля будет вдвое выше, чем в США.
Согласно расчетам Bloomberg, основанным на данных, опубликованных фондом в опубликованном на прошлой неделе прогнозе мировой экономики, доля страны в глобальном росте валового внутреннего продукта, как ожидается, составит 22,6% от общего мирового роста до 2028 года. Далее следует Индия с 12,9%, в то время как США внесут 11,3%.
Мировая экономика вырастет примерно на 3% в течение следующих пяти лет, поскольку более высокие процентные ставки кусаются. Прогноз на следующие пять лет — самый слабый за более чем три десятилетия, так как фонд призывает страны избегать экономической фрагментации, вызванной геополитической напряженностью, и предпринимать шаги для повышения производительности. <…>
Ожидается, что Бразилия, Россия, Индия и Китай, известные под аббревиатурой БРИК, придуманной Джимом О'Нилом, бывшим главным экономистом Goldman Sachs Group Inc., добавят почти 40% мирового роста к 2028 году. Четыре страны учредили форум БРИК в 2009 году, а год спустя блок стал БРИКС, когда была принята Южная Африка — самая маленькая экономика в группе, с чем О’Нил не согласился. Ожидается, что в ближайшие пять лет экспансия Южной Африки будет вялой, и она добавит примерно полпроцента к общемировому показателю».
Обратите внимание: речь идет не о доле в мировой экономике, а о доле в ее росте. Мировой ВВП в 2022 году составил $101,56 трлн. 45% его — это ВВП стран G7, а 25,3% — ВВП стран BRICS. 3%, на которые мировой ВВП, согласно прогнозу, вырастет за 5 лет, — это $3,05 трлн. Если добавить к нынешнему ВВП стран их долю в спрогнозированном МВФ росте, получим, что через пять лет мировой ВВП составит $104,61 трлн, причем 44,3% его придется на страны G7, а 25,7% на страны BRICS.
Доклад Goldman Sachs 2007 года прогнозировал, что к 2032 году ВВП стран BRICS может сравняться с ВВП G7. Но при таком медленном росте мировой экономики шансов, что это произойдет, практически нет. Так что выбросить прежний прогноз в мусорную корзину, может быть, и пора, но по причине, прямо противоположной той, на которую указывает обозреватель РИА.
Теперь перейдем к тезису об учете паритета покупательной способности, на котором настаивает «респектабельное издание» The National Interest. Респектабельность его, кстати, несколько преувеличена: это журнал со славным прошлым, где когда-то впервые был опубликован «Конец истории?» Фрэнсиса Фукуямы, но после приобретения новым владельцем значительная часть редакции оттуда ушла. Издатель The National Interest — иммигрант из СССР, участник клуба и бывший соведущий программы «Большая игра» на российском Первом канале Дмитрий Саймс. Историк Юрий Фельштинский утверждает, что Саймс — внедренный в американскую политическую элиту кремлевский агент. Так это или нет, но журнал под его руководством отличается пророссийской направленностью. Именно в нем в 2020 году была опубликована статья Владимира Путина о Второй мировой войне.
Автор статьи о ВВП России и Италии в The National Interest Карлос Роа — не экономист, он исполнительный редактор журнала. Вот что он пишет:
«В сфере внешнеполитического дискурса мало какой мем больше вводил в заблуждение, чем часто упоминаемое сравнение российской экономики с экономикой Италии. Эта фраза, впервые придуманная сенатором Линдси Грэмом в 2014 году, используется западными политиками и комментаторами как тупой инструмент для демонстрации того, что экономика России слаба и незначительна по сравнению с коллективной мощью Запада. Удручающе, но именно эта фраза стала основой нашего подхода к России, и нам давно пора от нее отказаться.
Ведь если бы экономика России была столь мала и невпечатляюща, как утверждает статистика, как бы она могла выдержать введенные против нее санкции? Почему заявление президента Джо Байдена о том, что „российская экономика сократится вдвое”, не оправдалось? Разве министр финансов Франции Брюно Ле Мэр не сказал на одной из французских радиостанций, что цель Запада — „вызвать крах российской экономики” и поставить Москву на колени? <…>
На бумаге наблюдение сенатора Грэма кажется точным: и Россия, и Италия близки друг к другу по номинальному ВВП, который считается предпочтительным методом измерения экономического размера и мощи страны со времен Второй мировой войны. <…> По данным Всемирного банка, в 2013 году номинальный ВВП России составлял около $2,29 трлн, а Италии — около $2,14 трлн. В 2021 году номинальный ВВП России составлял около $1,78 трлн, а Италии — $2,11 трлн.
Однако ошибка в этом сравнении заключается в зависимости от измерения номинального ВВП, поскольку оно не учитывает обменные курсы и паритет покупательной способности (ППС), который учитывает уровень жизни и производительность (а отсюда — благосостояние на душу населения и, что важно, использование ресурсов). Известный французский экономист Жак Сапир указал на неадекватность этой метрики, утверждая, что ВВП России, измеренный по ППС ($3,74 трлн в 2013 году, $4,81 трлн в 2021 году), ближе к ВВП Германии ($3,63 трлн в 2013 году, $4,85 трлн в 2021 году), чем к ВВП Италии ($2,19 трлн в 2013 году, $2,74 трлн в 2021 году). Это важнейшее различие, и вызывает недоумение и тревогу, что многие продолжают повторять сравнение России с Италией».
Жак Сапир, на которого ссылается Роа, — французский экономист, иностранный член РАН, в 1990-х годах преподававший в ВШЭ, а сейчас — в Московской экономической школе.
Другие же экономисты крайне скептически относятся к критерию ВВП по ППС. Известный инвестиционный эксперт Андрей Мовчан в 2016 году в статье «Ошибка измерения. Почему состояние экономики России так трудно оценить» писал:
«Вокруг состояния российской экономики идет активная дискуссия. Маргинальные оптимисты утверждают, что кризис успешно пройден и скоро экономика начнет расти. Они уверены в предстоящем росте цен на нефть, измеряют ВВП России по паритету покупательной способности, ссылаются на позитивный баланс счета внешнеторговых и финансовых операций и растущие золотовалютные резервы. Маргинальные пессимисты отвечают, что экономика находится в состоянии неуправляемого пике и скорая катастрофа неизбежна. Они указывают на сокращение номинального ВВП в долларах на 40% по сравнению с пиком, быстрое исчерпание фондов правительства, значительный дефицит бюджета, двузначное падение доходов населения и продолжающееся сокращение инвестиций. <…>
В России ситуация с ППС сложнее — у нас существенно искажены цены на коммунальные услуги, разница в цене на одни и те же товары и услуги в разных регионах достигает сотен процентов, потребительские корзины для разных слоев населения в силу высокого расслоения имеют совершенно разный состав. Официально принятый для расчета уровень ППС России, превышающий 320%, вряд ли может адекватно отражать сравнительные уровни цен в России и США — достаточно вспомнить, что более половины потребления россиян составляет импорт, что цены на топливо в России и США сегодня примерно одинаковы, что цены на недвижимость сопоставимы, а по целому ряду продуктов потребительского спроса (продукты питания, одежда, предметы быта, бытовая техника, автомобили и прочее) цены в России по отдельным позициям оказываются выше, чем в США. Еще более наглядно выглядит сравнение ППС России и других стран: в Китае официальный ППС равен примерно 180%, в Киргизии — 330%. Сложно поверить, что в Китае жизнь в два раза дороже, чем в России, а в Киргизии так же дорога.
Но даже если бы мы научились адекватно описывать и оценивать соотношения цен, некорректно применять один коэффициент ППС к двум таким разным вещам, как, например, ВВП и доходы домохозяйств. И дело не в том, что ВВП состоит из доходов домохозяйств только примерно на 50%, а остальное — налоги и корпоративные прибыли. Дело в том, что продуктовая композиция ВВП никак не соответствует потребительской корзине. В российском ВВП 18% составляют углеводороды и 3% — продукция агропрома. В потребительской корзине среднего россиянина продукты составляют более 50%, а топливо — менее 10%».
Финансовый аналитик и журналист Сергей Голубицкий в 2016 году в статье «Утопия „реальных” ВВП и ППС» назвал ВВП по ППС «самой популярной (и опасной!) инкарнацией» ВВП. Он писал:
«Самую большую путаницу в термин ВВП при его портировании в обывательское информационное пространство привносит так называемый паритет покупательной способности (ППС, Purchasing Power Parity, PPP), который, в силу очень серьезных концептуальных издержек самой гипотезы, искажает параметр ВВП до полной неузнаваемости. Это тем более прискорбно, что именно ВВП по ППС — валовой внутренний продукт с учетом паритета покупательной способности — является в мейнстримной (особенно в пропагандистской!) прессе излюбленным параметром для межгосударственной фаллометрии.
Благое намерение, положенное в основу расчета ППС, и протоптавшее дорогу в ад деформации реальности, заключено в гипотезе, согласно которой, американский доллар в США не равен американскому доллару в Бразилии, Индии или России. Иными словами, если в Соединенных Штатах на один доллар вы сегодня не купите практически ничего, в Индии на те же деньги вы сможете сытно отобедать.
„Раз так, то это обстоятельство нужно непременно учитывать при сравнении ВВП разных стран!” — убеждают мир экономисты, стоящие за теорией ППС (отец теории социальной экономики Карл Густав Кассель, представители Саламанкской школы и проч.) <…>
Теория ППС исходит из гипотезы существования некоего естественного обменного курса валют, при котором устанавливается паритет покупательной способности. Иными словами: если в Нью-Йорке чашка кофе стоит 5 долларов, а в Москве 200 рублей, то „естественный обменный курс валют” должен быть не 70 рублей за доллар, а 40.
Тот факт, что разница цен не в последнюю очередь объясняется еще и расходами на транспортировку кофе, таможенными пошлинами, налогами и прочими „условностями” живой экономики, теоретиками ППС хоть и осознается, однако на практике не учитывается, поскольку в противном случае модель усложняется до абсолютной практической нереализуемости.
Казалось бы, уже одного обстоятельства, что для расчета „естественного обменного курса” и получения паритета покупательной способности приходится моделировать химерическую картину псевдореальности (без учета транспортных расходов, налогов, пошлин, госрегулирования), должно быть достаточно для того, чтобы изъять гипотезу ППС из прикладного экономического знания и изолировать в естественной для нее среде — теоретической лаборатории.
В экономической науке так, собственно, все и обстояло до тех пор, пока модель ППС не утекла в мейнстримное информационное пространство, где сегодня заняла доминирующие позиции, по меньшей мере в контексте ВВП. ВВП (ППС) де факто стал стандартом для сравнения производства продуктов и услуг, якобы, на том основании, что лишь учет паритета покупательной способности позволяет нам оценить „реальную” экономическую картину.
Идея ППС в контексте ВВП реализована „от обратного”: вместо выведения гипотетического „естественного обменного курса”, при котором один и тот же продукт будет стоить в разных странах одинаково, используется разница реальных цен для получения некоего коэффициента, который затем накладывается на величину номинального ВВП.
Существует множество различных форм применения теории ППС к реальной экономике: от классических потребительских корзин до индексов БигМака и айпада, однако все их объединяет принципиальный изъян — после учета паритета покупательной способности экономическая реальность не просто деформируется, а вообще перестает быть реальностью».