Разменная Сребреница: как кремлевская пропаганда использует боснийский геноцид в своих целях

Сигнал западным элитам

Высказывание Дмитрия Козака – это во многом повторение заявления Владимира Путина на сессии дискуссионного клуба «Валдай» в октябре 2017 года. Российский президент тогда сказал, что закрытие границы между Россией и непризнанными республиками ДНР и ЛНР «приведет к ситуации наравне со Сребреницей». Более подробно на эту тему спустя несколько лет высказался Дмитрий Песков, когда его попросили пояснить, почему российская сторона проводит параллели между ситуацией в Донбассе и боснийским конфликтом 1990-х годов. Как выясняется, свой вывод Кремль сделал «на основании неконтролируемых действий различных подразделений вооруженных сил Украины, а также доминирования националистических настроений и разжигания абсолютной ненависти к населению самопровозглашенных республик».

Понятно, что слова представителей кремлевской администрации адресованы прежде всего западным элитам, для которых Сребреница – доказанное и самое страшное преступление в Европе со времен Второй мировой войны. Более 8 тысяч мужчин-мусульман, включая подростков, были убиты в Сребренице в июле 1995 года, после того как этот город, формально находившийся под защитой ООН, перешел под контроль сербских формирований Ратко Младича. Большинство пленных и гражданских лиц были расстреляны в ходе массовых казней. К моменту гибели около 500 из них не достигли и 18-летнего возраста. Как установило следствие, многие жертвы были позднее неоднократно перезахоронены, чтобы скрыть следы массовой расправы.

Что сказано в документах?

То, что в Сребренице имел место именно геноцид (то есть действия, совершаемые с намерением уничтожить полностью или частично какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу), установлено Международным судом ООН в Гааге в 2007 году. Другой суд – Международный трибунал по бывшей Югославии – предъявил по этому делу 20 обвинений, еще не менее 25 приговоров вынесено в регионе: в самой Боснии и соседних Сербии и Хорватии. В общей сложности 47 человек были приговорены к 700 годам лишения свободы, в том числе вынесено четыре приговора о пожизненном заключении.

Среди самых известных осужденных – Ратко Младич, получивший в ноябре 2017 года пожизненный срок, и бывший лидер боснийских сербов Радован Караджич, которого приговорили к 40 годам в 2016 году, а в 2019-м этот приговор был ужесточен до пожизненного.

Целью кампании Караджича и Младича, как сказано в документах МТБЮ, было полное очищение от боснийских мусульман и хорватов территорий, которые сербские лидеры считали своими. Среди свидетельств геноцидных намерений приводятся и их собственные высказывания. Так, Караджич заявлял еще до начала войны, что стремление к независимости «приведет Боснию в ад, а мусульманский народ, возможно, исчезнет». Спустя несколько лет, 11 июля 1995 года Младич открыто заявил в Сребренице, что настало время «отомстить туркам». На Младича как одного из главных организаторов расправы над жителями Сребреницы указал в ходе судебных разбирательств бывший командующий Дринским корпусом генерал Радислав Крстич, осужденный на 35-летний срок.

По данным следствия, большинство пленных и гражданских лиц были убиты в течение нескольких дней после перехода Сребреницы под контроль Младича. Около тысячи невооруженных мужчин и подростков были отделены сербскими военными от общей массы беженцев, которые скопились возле базы ООН в Поточари в ожидании помощи и эвакуации. Остальные несколько тысяч – это беженцы и военные 28 дивизии Армии БиГ, которые после падения Сребреницы пытались отступить в Тузлу, на территории под мусульманским контролем. Часть их погибла под артобстрелами, остальные были захвачены в стычках или сдались сербским формированиям, обещавшим сохранить им жизнь. Большинство пленных перед расстрелами содержались на различных объектах (в основном фермах или школах) вблизи населенных пунктов Нова Касаба, Сандичи, Ораховац, Братунац, Петковац, Пилица, Бранево. К местам расстрелов многие были доставлены в изможденном состоянии, со связанными проволокой руками и завязанными глазами. Часть из них была убита в Кравице с использованием ручных гранат и гранатометов. Личные вещи и документы уничтожались.

Эту картину событий подтвердила правительственная комиссия Республики Сербской в Боснии и Герцеговине в 2004 году, основываясь на информации из внутренних источников – армии, генштаба, полиции и других силовых структур, а также на документах, полученных от Сербии, Черногории и МТБЮ. Комиссия пришла к выводу, что с 10 по 19 июля 1995 года тысячи мусульман были убиты в условиях грубого нарушения международного гуманитарного права и что исполнители этого преступления попытались его скрыть, перемещая тела. В отчете комиссии приводились данные о 32 массовых захоронениях с останками мусульман, о которых до этого не было известно, а число лиц, исчезнувших в Сребренице в июле 1995, оценивалось в 7-8 тысяч человек.

Западные стандарты по-кремлевски

Российская дипломатия, по крайней мере до 2008 года, признавала события в Сребренице геноцидом, позднее Москва отошла от этой формулировки, предпочитая более нейтральные слово «трагедия» или «преступление». Для Москвы это в любом случае – чужое горе, и все послевоенные годы она избегала детального обсуждения этих событий, призывая «перевернуть мрачную страницу». Параллели между вооруженными конфликтами всегда выглядят искусственно, но для Москвы сравнение ситуации в Донбассе со Сребреницей – это просто часть пропагандистской кампании, в которой Кремль пытается применять те же оценки, ценности и стандарты, на которые ссылается Запад.

До событий на Востоке Украины российская дипломатия пыталась использовать самую известную балканскую трагедию для оправдания своих действий в отношении Грузии в 2008 году. «Наши миротворцы не допустят повторения в Южной Осетии того, что случилось в Сребренице, когда миротворцы из Нидерландов не смогли предотвратить геноцида, – говорил министр иностранных дел Сергей Лавров в августе 2008 года. Тогда российскую сторону еще не смущало слово «геноцид», от которого она окончательно отказалась в 2015 году, ветировав в СБ ООН британский проект резолюции с осуждением преступления в Сребренице.

В спорах с оппонентами российские власти нередко используют кровавые эпизоды балканских конфликтов 1990-х. Чаще всего говорится о бомбардировках Югославии в 1999 году или провозглашении независимости Косово как самом грубом нарушении международного права. При этом в государственных и околокремлевских СМИ порой встречаются самые примитивные трактовки конфликтов 1990-х, а вся ответственность за распад Югославии возлагается, например, на «Пентагон и европейских неонацистов», которые пытались подорвать влияние Сербии и ее «исторического союзника» России. Подобные публикации – это смесь вымысла, реальных фактов и радикальных версий с целью усиления антизападных настроений и продвижения взглядов, присущих крайне националистической части сербского политической сцены.

Под этим углом в России часто рассматриваются и массовые расправы в Сребренице. На уровне дипломатии, околокремлевских СМИ и «мозговых центров» все эти годы шла работа по дискредитации судебных решений в отношении ключевых обвиняемых, а кроме того предпринимались попытки снижения масштабов и значимости событий июля 1995 года. Прокремлевские аналитики с легкостью ставят под сомнение количество жертв и результаты экспертиз, обходя стороной доказательства.

В подобных статьях или официальных российских высказываниях нет признания чьих бы то ни было заслуг в этом масштабном расследовании. А основная роль тут принадлежит Международной комиссии по пропавшим без вести лицам (ICMP), которая смогла идентифицировать при помощи экспертиз ДНК семь тысяч жертв из 8000. Она представила ключевые доказательства того, что останки из массовых захоронений перемещались трижды или даже четырежды, порой на десятки километров от места убийства, с целью сокрытия преступления.

Альтернативная картина

События июля 1995 года хорошо документированы, но российской публике в этом информационном потоке предложат скорее не документы и свидетельства их участников, а набор слухов и трудных для восприятия фактов с непременным антиисламским акцентом. Блокирование Россией проекта британской резолюции в 2015 году в Москве скорее трактуется как хорошая возможность провести новое, беспристрастное расследование. Дескать, с нынешним расследованием что-то не так: «кроме убийства некоторого количества людей все остальное под вопросом».

Предложить некую картину, которая опровергала бы факт массовых расстрелов в июле 1995 года, участники этой информационной кампании не могут. Поэтому акценты попросту смещаются на предшествующие события, прежде всего на нападения мусульман на сербов в Восточной Боснии начиная с 1992 года. Пытаясь снизить масштаб расправ июля 1995 года, сторонники альтернативной картины выводят мужчин призывного возраста из списка «невинных» жертв и перекладывают основную ответственность на самих боснийских мусульман и голландских миротворцев, не обеспечивших полноценную демилитаризацию Сребреницы и не позаботившихся о местном населении.

Кроме того, на первый план выносятся предположения, что расстрелы были инициативой не армейских генералов, а неких сербских добровольцев, «самостоятельно экипировавшихся и не соблюдавших дисциплину». Каким образом отдельные «добровольцы» смогли в короткие сроки создать десятки массовых захоронений, часть которых не удается исследовать до сих пор, в этой версии не объясняется.

25 лет спустя

На траурные мероприятия, связанные с июльскими событиями в Сребренице, каждый год съезжаются десятки тысяч людей и многие политики. Известных российских представителей там не бывает (трудно сказать, по политическим причинам или из-за опасения за свою безопасность). Российская политика часто ассоциируется исключительно с поддержкой местного сербского руководства – какими бы спорными ни были его действия, а также с отрицанием геноцида и сочувствием к тем, кто был осужден за массовые расправы и депортации. К слову, приезжать в Сребреницу для некоторых политических деятелей по-прежнему небезопасно.

Скажем, нынешний президент Сербии Александр Вучич был вынужден спасаться бегством в 20-ю годовщину трагедии. Родственники жертв пытались забросать его камнями, припомнив ему радикальную молодость и призывы убивать по сто мусульман за одного серба.

Эмоциональное отношение к «своим» жертвам и отрицание «чужих» на Балканах все еще остается нормой. Большинство людей в регионе настроены на примирение и спокойную жизнь, однако политики из консервативно-националистического лагеря постоянно пытаются переносить конфликтное прошлое в настоящее. Оспаривание формулировки «геноцид» при официальном признании самого факта расправ в Сребренице – одна из значимых составляющих политического курса лидера боснийских сербов Милорада Додика, который является близким партнером российских властей.

Додик дистанцируется от ответственности, которую в 2004 году взяло на себя прежнее руководство РС во главе с президентом Драганом Чавичем и всячески пытается оспорить упомянутый отчет правительственной комиссии о жертвах Сребреницы. Впрочем, его взгляды серьезно менялись в последние десятилетия.

На рубеже 1990-х Додик поддерживал реформаторское течение, а во время войны был в оппозиции к Караджичу, обвиняя его в связях с криминалом и действиях, которые были квалифицированы как военные преступления. После войны Додик возмущался, что объявленные в розыск Караджич и Младич не хотят сдаться в руки международного правосудия: «пусть каждый сам отвечает за совершенные преступления». После вынесения в 2007 году вердикта Международного суда ООН Додик называл «бесспорным» тот факт, что в Сребренице бы совершен геноцид.

Москва троллит жертв?

Сегодня у Додика другие взгляды. Его нынешний курс и поиск опоры в консервативно-националистический среде предполагает использование символов военного прошлого и поддержку тех, кто стоял у истоков Республики Сербской. Маргинализация жертв Сребреницы – часть этой политики. Теперь Додик говорит, что надо заново расследовать эти события. Как будто не имеет никакого значения вся предыдущая работа тысяч специалистов, вся информация и документы, собранные за прошедшее время, свидетельства участников расправ и выживших. Российские власти в этой полемике по мере сил поддерживают своего важного партнера, к слову, единственного высокопоставленного политика на Балканах, признавшего аннексию Крыма.

Главная услуга, которую Москва оказала Додику в последние годы – это блокирование резолюции в СБ ООН о геноциде. За это местные националисты отблагодарили Россию памятником бывшему российскому представителю в ООН Виталию Чуркину с надписью «Спасибо за русское Нет».

Изначально это спорное с художественной и политической точки зрения произведение предполагалось установить в самой Сребренице, но мэр Младен Груичич отказался от этой идеи, сославшись на возможное усиление межэтнической напряженности. В итоге памятник поставили в незаметном месте в Восточном Сараево, и к нему возлагают цветы прибывающие из Москвы делегации. С учетом местных реалий и масштабов преступления, которое Москва признает как «одно из тягчайших» это трудно воспринимать иначе, чем грубый троллинг. Но у Кремля, очевидно, свой расчет.