Переводы
Накануне референдума 1 октября идеологический раскол в Испании достиг предела. Многие каталонцы, не выступающие ни за независимость, ни за единство под патронажем Мадрида, чувствуют себя потерянными, а политические силы используют территориальный кризис в собственных целях. The Insider публикует полный перевод статьи Politico.
3 сентября женщина написала твит о спикере испанской центристской партии «Граждане» Инес Аримадас, назвав ее «отвратительной сукой», которая заслуживает группового изнасилования.
10 дней спустя на тротуаре возле Университета Валенсии появились угрозы убийством в адрес антикапиталиста Анны Габриэль, лидера «Кандидатов народного единства», которая в тот день должна была выступать в университете. «Застрели Ану Габриель», - гласила надпись с нарисованным под именем политика прицелом.
Арримадас, одно из самых заметных лиц испанского унионизма, и Габриэль, лидер наиболее радикальной сепаратистской партии в мейнстримовой политике - противоположные стороны каталонского политического спектра.
Но у этих двух инцидентов есть кое-что общее: оба - результат чрезвычайно поляризованных дебатов о будущем северо-восточного региона Испании накануне референдума о независимости 1 октября, который Мадрид считает незаконным.
Уже не ограниченный социальными сетями и маргинальной политической агитацией, агрессивный тон распространился на основные средства массовой информации и политическую арену. Увеличивающийся раскол между двумя сторонами, который подпитывается особенностями, характерными для Испании и ее беспокойного региона, делает решение проблемы противостояния Мадрида и Барселоны все более затруднительным.
Призрак Франко
Напряженность между испанским и каталонским правительствами назревала с 2012 года, когда региональная администрация объявила о намерении добиваться независимости, ссылаясь на отказ Мадрида обсудить вопрос о передаче Барселоне дополнительных финансовых полномочий. В этом году план каталонцев по проведению октябрьского референдума и отказ центрального правительства от обсуждения этого голосования накалили ситуацию.
Вражда обострилась в начале сентября, когда дискуссии выступающих за независимость партий, которые имеют незначительное большинство в каталонском парламенте, привели к изменению порядка работы палаты на два дня. Они вынудили вынести на повестку два законопроекта, которые должны были проложить путь к референдуму, а затем – к независимости.
В ходе дебатов Ксавье Гарсия Альбиол из Народной партии (правящая партия в Испании) заявил просепаратистским партиям, что они стали «главной угрозой Европейскому союзу»: «Ваша радикализация смущает любого человека с минимальным уважением к демократии и свободе».
Такая лексика стала обычным явлением в каталонской дискуссии. Тем не менее, обеим сторонам прилетают обвинения в нарушениях закона и тоталитарных наклонностях, с витающим поблизости призраком крайне правого диктатора Франко.
После нескольких дней напряженных дебатов представитель сепаратистской каталонской Республиканской левой партии Габриэль Руфиан написал в твиттере: «Франкизм не умер 20 ноября 1975 года в постели в Мадриде. Мы расскажем миру, что Франко умер 1 октября 2017 года перед урной для голосования в Каталонии».
Каталонские сепаратисты утверждают, что сравнения с Франко особенно актуальны после того, как 20 сентября испанская гражданская гвардия совершила рейд в помещения каталонского правительства в Барселоне, арестовав 14 членов региональной администрации по обвинению в организации референдума. Также полиция изъяла 10 миллионов бюллетеней для голосования со склада.
После того, как каталонцы вышли на улицы Барселоны и других городов, чтобы выразить возмущение в связи с беспрецедентным вмешательством испанского государства в дела одной из 17 региональных администраций, в Испании разгорелся территориальный кризис.
Проблема ясна для обеих сторон.
Правительство Мариано Рахоя видит неконтролируемую администрацию, нарушающую конституцию 1978 года, документ, который многие люди и левых, и правых взглядов до сих пор почитают как основу современной Испании. Сепаратисты утверждают, что Рахой хочет лишить их основного демократического права: голосовать за свое будущее.
«Здесь есть политическая проблема, и одна сторона предложила решение — провести референдум, а другая не хочет даже сесть и поговорить», — говорит Рамон Пике, руководитель кампании за независимость Национального собрания Каталонии.
Раскол может основываться на идеологии, но он подпитывается тем, что обе стороны извлекают из противостояния политическую выгоду.
«Есть две политические повестки, которые подпитывают друг друга, но не предлагают решения», - заявил Карлос Руиз, мэр города Виладеканс, расположенного недалеко от Барселоны, представляющий Социалистическую партию, которая выступает с менее резкой унионистской позицией, чем испанское правительство.
Консервативная Народная партия премьера Рахоя, по словам Руиза, «использовала территориальный вопрос для того, чтобы выиграть голоса и войти во власть». Жесткая позиция по Каталонии может навредить поддержке партии в этом регионе, но зато приходится по душе в испанской глубинке и укрепляет там базу сторонников.
В стране конфликта
Как ни парадоксально, Рахой оказался полезен для вербовки в движение за независимость. Его отказ вступать в дискуссию с противниками на референдуме вызвал недовольство у многих каталонцев, придерживавшихся умеренной позиции, и толкнул их в объятия сепаратистов.
Полицейские рейды в Барселоне в начале этого месяца, хотя и были инициированы каталонским судьей, рассматривались как часть стратегии правительства. Последовавшая за этим волна протестов была нацелена на правительство Мадрида не меньше, чем на систему правосудия.
Но уровень вражды между Барселоной и Мадридом не может быть списан только на территориальный спор. В основе лежит само устройство испанской политики.
«Согласно нашей политической культуре, приоритетным является сохранить свою позицию, а не идти на уступки, – считает Ориол Бартомей, политолог Автономного университета Барселоны. – Если посмотреть на историю Испании, реформу всегда было очень сложно провести, потому что реформа подразумевает заключение пактов и, следовательно, уступки. В Испании такой метод не работает».
Эта непримиримость свойственна не только для испанских консерваторов и каталонских сепаратистов. Левак Подемос известен своими отказами от компромиссов, а Испанская социалистическая партия пострадала, когда в прошлом году ее лидер Педро Санчес отказался воздержаться в Конгрессе и препятствовал усилиям Рахоя сформировать новое правительство.
Косная политическая культура перекликается с исторической концепцией «двух Испаний», когда страна настолько политически расколота, что те, кто слева, и те, кто справа, чувствуют себя отдельными народами.
По мнению Бартомея, разрыв остается определяющим признаком всей современной политики, потому что консервативные силы в государствах, как правило, преуспевают без необходимости проведения крупных политических или территориальных реформ. «Оппозиция смогла бы с этим бороться только через восстание, – говорит он. – Поэтому Испания всегда была страной конфликта».
«Испания – страна крайностей», – заявила Долорес Ахеньо, бывший директор школы из каталонского города Оспиталет-де-Льобрегат.
Ахгеньо вызвала ярость у многих сторонников каталонской независимости, когда отказала в использовании своей школы в качестве избирательного участка для референдума в ноябре 2014 года. По ее словам, это решение было обусловлено сомнительной законностью голосования.
Ахеньо – член левой гражданской группы Plataforma Ahora. Но ее раздражает, что в глазах многих юнионистские симпатии автоматически делают ее правой.
«Франко принес много вреда, потому что он опорочил идею Испании. Если вы говорите: «Я испанец, я люблю свою страну, я за объединенную Испанию», вы выглядите, как франкист, – говорит Ахеньо. – Правые политики присвоили себе идею защиты Испании, а левые воспринимаются как антииспанские, потому что они неохотно защищают Испанию и машут испанским флагом».
Золотой середины нет
В результате значительная часть каталонского населения, не выступающая ни за независимость, ни за единство с Мадридом, оказалась в положении маргиналов. Бартомей полагает, что под эту категорию попадают около 1,5 миллиона из 5,5 миллионов каталонских избирателей.
И эта группа пока слабо представлена на политической арене. Позиция социалистов, призывающих к федеральной реформе, более неоднозначная, чем у Народной партии. Но они также чувствуют себя вынужденными встать на сторону правительства и не признавать референдум 1 октября на основании его потенциальной незаконности.
Роль социалистов в разработке устава об автономии Каталонии в 2006 году – когда полномочия региона сначала были расширены, а потом сокращены – подорвала их авторитет в сознании многих каталонцев. Между тем Подемос призвал к проведению референдума на основе переговоров, однако из-за партийных распрей трудно представить согласованную позицию по этому вопросу.
По мере того, как кризис увеличивает разрыв между двумя сторонами, оставшиеся посередине каталонцы чувствуют себя не у дел.
«Это конфликт, изображаемый исключительно в черно-белых тонах, и никому, кажется, не интересно смотреть на серые участки, – рассказывает житель Барселоны Хавьер Кастелланос, который поддерживал движение за независимость, но теперь чувствует разочарование. – Либо вы за, либо против. Так всегда происходит, когда нация разделяется, как сейчас».
Идеологическое столкновение, лежащее в основе этого противостояния — самоопределение против буквы закона – в сочетании с личными политическими выгодами и жесткой испанской политической культурой означает, что каталонский вопрос превратился в крупнейший для Испании кризис демократической эпохи.
Чтобы разрешить его, “двум Испаниям” придется признать оттенки серого, которые они игнорировали на протяжении многих лет.