«Кремль не комментирует отказ следователя разрешить советнику главы Роскосмоса Ивану Сафронову, обвиняемому в госизмене, поговорить по телефону из СИЗО с матерью в день ее рождения. «Это не входит ни в прерогативу главы государства, ни в прерогативу администрации президента — определять режимы пребывания в СИЗО», — сказал журналистам в понедельник пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков. Он переадресовал вопрос по этой теме «в компетентные органы, в обязанности которых входит определение такого режима». 23 октября адвокат Сафронова Иван Павлов сообщил, что следователь ФСБ отказал его подзащитному в телефонном разговоре с матерью в день ее рождения из опасений, что обвиняемый может использовать беседу для скрытого обмена информацией или разведывательных заданий».
«Вся разница между двумя периодами — до и после 37 года — сказалась на характере пережитых нами обысков. В 38-м никто ничего не искал и не тратил времени на просмотр бума. Агенты даже не знали, чем занимается человек, которого они пришли арестовать. Небрежно перевернули тюфяки... и исчезли, уведя с собой О.М.... вся эта операция длилась минут двадцать, а в 34-м — всю ночь до утра. Но оба раза, видя, как я собираю вещи, шутливо — по инструкции! — говорили: «Что даете столько вещей? Зачем? Разве он у нас долго собирается гостить? Поговорят и выпустят»... Таковы были остатки эпохи «высокого гуманизма» — двадцатых и начала тридцатых годов. «Я и не знал, что мы были в лапах у гуманистов», — сказал О.М. зимой 37/38 года, читая в газете, как поносят Ягоду, который, мол, вместо лагерей устраивал настоящие санатории...»
Надежда Мандельштам. «Воспоминания»