«Владимир Владимирович, я с огромным волнением узнал об этой награде [звание Героя Труда], честно Вам скажу. Моя профессия эмоциональна очень, поэтому надо как-то сдерживаться в своих эмоциях. Это великая награда для меня… Вы знаете, когда работаешь только ради денег и наград, никогда не хватает, всегда кажется, что чего-то не хватило тебе. Мы совсем не для этого работали, и для меня, скажем, в это достаточно тяжелое время чрезвычайно важно, что Вы обратили внимание на то, чем мы занимаемся. Сегодня, Владимир Владимирович, я понимаю, насколько тяжело Вам и вообще людям тяжело, потому что мы находимся в окружении, мы сегодня — единственная страна, если не брать Азию и Африку, которая сохраняет и борется за сохранение ценностей христианства, вообще культурных ценностей, ценностей традиционных. И здесь, естественно совершенно, я понимаю, что это все началось, так сказать, неприятие нас, с Вашей мюнхенской речи… Потому что то, что с нами хотят сделать, и то, как нас хотят заставить жить по чужим правилам, это нужно выдерживать и понимать, что… нас не должно это, так сказать, сломать… А насколько хватит сил мне и нашему роду, мы как служили, так и будем служить Отечеству — не власти, не начальству, а именно Отечеству, как служите и Вы, я надеюсь… Владимир Владимирович, дорогой, Вы все знаете, все понимаете, я, поверьте, искренне предан, без лести. Ваше здоровье, дорогой!»
Никита Михалков, кинематографист и общественный деятель
«Все рассмотренные нами до сих пор свойства личности Аракчеева объясняют как нельзя лучше ту острую ненависть, которая скопилась со всех сторон около этого человека и к возбуждению которой по отношению к себе он имел особенную способность. В чувстве ненависти к Аракчееву с полным единодушием сходились самые разнообразные слои общества. Мы видели выше, как ликовали по случаю смерти Аракчеева его крепостные крестьяне. В войске его имя поносили и солдаты, и офицеры: солдатские песни и ходившие в среде офицеров сатирические стихи в 20-х годах прошлого столетия часто были посвящаемы выражению негодующих чувств по адресу Аракчеева. Точно такое же отношение наблюдается и в среде крупных сановников того времени… Все они в своих письмах называют Аракчеева не иначе, как «змей», или «проклятый змей», или «неистовый изверг» и т.п. Наконец, и в широких слоях как столичной, так и провинциальной публики, в тысячеустой молве народной, имя Аракчеева произносилось с отвращением и содроганием. Вигель пишет в своих мемуарах, что он в раннем детстве слышал в провинциальном захолустье, как Аракчеева с омерзением и ужасом называли людоедом. Самые популярные остроты, приобретавшие тогда наибольшую распространенность, неизменно посвящались хуле на Аракчеева и, например по сообщению Фишера, знаменитый девиз аракчеевского герба «Без лести предан» был переделан публикою в «Бес лести предан».
Александр Кизеветтер. «Император Александр I и Аракчеев»