В конце февраля американские сенаторы опубликовали новую версию комплексного билля о санкциях против России — так называемый «Defending American Security from Kremlin Aggression Act of 2019», сокращенно DASKAA-2. Первая версия билля с таким названием появилась на свет еще прошлым летом и получила неформальное прозвище «билль из ада», сообразно степени серьезности предлагаемых санкций. Однако, несмотря на тревожную реакцию большинства комментаторов и грозную и всеобъемлющую структуру нового билля, российские власти и крупные госструктуры могут вздохнуть с облегчением — DASKAA-2 куда менее опасна для них, чем прежние версии санкционных законопроектов. Можно сказать, что в «аду» вдруг подул приятный освежающий ветерок.
На фоне профицита бюджета за 2018–2021 годы российский бюджет может позволить себе не занимать деньги на внешних рынках
Основной сюжет, который принято обсуждать в связи с новыми санкциями США против России — ограничения против российского госдолга, и здесь сенаторы вроде бы действительно предлагают санкции серьезно ужесточить, распространив их не только на облигации Минфина, но и на внешние займы российского Центробанка через операции своп. Но, по правде говоря, тема российских гособлигаций должна волновать в основном лишь рыночных спекулянтов, которые уже вложили или думают вкладывать в них средства. Реального экономического влияния эта тема не имеет: российский госдолг рекордно низок, на 1 января он составлял всего 3% ВВП, включая пресловутые ОФЗ Минфина (основная часть госдолга) — 1,8% ВВП. На фоне профицита бюджета только за прошлый год (2,8 трлн рублей, или почти те же самые 3% ВВП) и ожидаемого общего профицита за 2018–2021 годы в сумме порядка 7 трлн рублей российский бюджет может позволить себе вообще не занимать деньги на внешних рынках. Внешние займы Центробанка, на которые покушается новый билль, — это всего лишь $2 млрд, или 0,1% ВВП. Микроскопическая величина на фоне золотовалютных резервов в 483 млрд долларов (33% ВВП).
Внешние займы Центробанка, на которые покушается новый билль, — это всего лишь 0,1% ВВП. Микроскопическая величина на фоне золотовалютных резервов — 33% ВВП)
Таким образом, с практической точки зрения санкции против российского госдолга, закладываемые в билль DASKAA-2, только выглядят грозно, а на самом деле представляют из себя даже не комариный укус для российской экономики, а нечто куда менее заметное. Конечно, санкции против госдолга будут иметь косвенное влияние — корпоративному сектору затруднят доступ к внешним кредитам, однако после финансовых санкций 2014 года в долг нам и так толком никто не дает.
На этом фоне из DASKAA-2 исчезла куда более серьезная вещь — санкции против крупнейших российских госбанков, которые сегодня контролируют более 60% активов банковской системы. В летней редакции билля DASKAA (а также в альтернативном законопроекте DETER, внесенном отдельно сенаторами Рубио и Ван Холленом) были прямо упомянуты наши опорные госбанки, против которых планировалось ввести прямые санкции: Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, Россельхозбанк, ВЭБ, Промсвязьбанк. Если бы против них ввели такого рода законодательные меры, это стало бы катастрофой: помимо вероятных ограничений на операции в долларах из-за невозможности работать с корреспондентскими счетами в США, эти банки столкнулись бы с массовым оттоком средств клиентов и отказом зарубежных (не американских) контрагентов работать с ними. Масштабы этих проблем даже трудно себе представить. Чтобы примерно ощутить их, взгляните, с какими последствиями столкнулись бизнес-империи Олега Дерипаски и Виктора Вексельберга после объявления схожих санкций в апреле прошлого года. Но проблемы Дерипаски и Вексельберга — это все же их частные проблемы, а вот удар по нескольким крупным госбанкам, по факту аккумулировавшим в своих руках контроль над большей частью финансовой системы России, ощутила бы вся экономика.
Из DASKAA-2 исчезла куда более серьезная вещь — санкции против госбанков, которые сегодня контролируют более 60% активов банковской системы
Из новой редакции DASKAA упоминания конкретных банков пропали: теперь там содержится абстрактная формулировка «финансовые институты, оказывающие поддержку вмешательству в демократические выборы за пределами России». Конкретное решение будет принимать администрация Трампа, но у нее появляется возможность маневра — выбрать какой-то мелкий банк и отчитаться о санкциях. Как, например, объявленные на днях санкции против Еврофинанс-Моснарбанк, который находится всего лишь на 83-м месте среди российских банков по размеру активов. Тем более что крупные российские банки вряд ли будут напрямую обслуживать деятельность по вмешательству в американские или любые другие выборы — если кто-то из них и обслуживал, скажем, счета фирм «повара Путина» Пригожина, то сейчас надо будет просто от них избавиться.
Уверен, что крупнейшие российские банкиры стали дружно откупоривать шампанское после появления новой редакции билля DASKAA. Почему американские сенаторы вдруг решили их пощадить? Мои диалоги в Вашингтоне на прошлой неделе показывают, что в этом вопросе возобладало нежелание нанести ущерб обычным россиянам: большинство госбанков являются лидерами не только по активам, но и по вкладам физлиц, и рядовые россияне несомненно пострадали бы от новых санкций против крупнейших государственных финансовых институтов. Сенаторы предпочли не бить «по площадям»; вместе с тем, банкам, которые не работают со вкладами населения, стоит по-прежнему серьезно опасаться, прежде всего ВЭБу (формально это не банк, но на деле он вполне себе осуществляет полноценную банковскую деятельность, просто без лицензии). А вот Сбербанк и ВТБ, лидеры по вкладам населения, похоже, могут вздохнуть спокойно.
Выхолощенной выглядит и глава о санкциях против энергетических проектов: с одной стороны, там появилось больше конкретики, упоминаются российские СПГ-проекты и зарубежные энергетические проекты стоимостью более $250 млн. С другой стороны — авторы документа довольно четко обозначили, что речь идет о проектах только за пределами Российской Федерации. В реальности СПГ-проектов за пределами России наши компании не реализуют — скорее всего, речь идет о блокировании возможности участия российских компаний в проектах по сжижению иранского газа, но эти планы пока носят чисто гипотетический характер. В части, посвященной энергетическим проектам за пределами РФ, речь, по сути, идет только о зарубежных участниках — однако на самом деле в той же компании-операторе Nord Stream-2 «Газпром» давно заполучил 100%, зарубежные партнеры вышли из проекта. То есть звучат формулировки грозно, но непонятно, о чем вообще речь. Какие-то проекты в Ираке, Бразилии и т. д., возможно, в будущем придется свернуть, если эти санкции все же введут, но для масштабных операций наших нефтегазовых компаний все это меры совершенно некритичны.
При этом и по банкам, и по энергетическим проектам окончательное решение отдается на откуп администрации Трампа — а судя по тому, как она решительно сняла санкции с компаний Олега Дерипаски, особого рвения тут ждать не стоит (как автор этих строк и предполагал год назад).
Так что билль DASKAA-2 выглядит грозно, но реальной экономической опасности для Путина не представляет (там содержится еще много мер, но мы анализировали только те из них, которые имеют реальные заметные экономические последствия). Широко разошедшееся предложение о «розыске личных богатств Путина» звучит декларативно, учитывая, что российский лидер вряд ли где-то ставит свою подпись как владелец богатств, предпочитая пользоваться прокладками типа друзей-виолончелистов.
Мои встречи на прошлой неделе в Вашингтоне с широким кругом участников процесса показывают: смягчение редакции билля DASKAA-2 обусловлено несколькими факторами, среди которых — желание минимизировать ущерб российскому населению, отсутствие конкретных поводов принимать новые сверхжесткие санкции (аналогичных встречам Трампа с Путиным в Гамбурге и Хельсинки, обе из которых спровоцировали резкий всплеск опасений о возможной сдаче Трампом американских позиций и быстрые телодвижения по принятию или внесению новых санкционных законопроектов). «Если Путин снова что-то натворит, процесс [принятия новых санкционных законов] получит быстрое ускорение», — сказали несколько моих собеседников. И, конечно, поработали российские лоббисты, которые не теряли времени зря — скорее всего, именно они педалировали тему ущерба для населения и вкладов физлиц, по сути дела, используя россиян как заложников.
Что все это означает для нас? Прежде всего, те, кто рассчитывает на новые западные санкции как на нечто, что подтолкнет Путина к смене своего политического курса, ошибаются — пока предлагаемые новые меры гораздо менее болезненны для путинской верхушки, чем санкции 2014 года. В стремлении добиться изменений к лучшему в России нам надо рассчитывать не на заокеанского дядю, а прежде всего на самих себя. Обратная сторона этой медали — в том, что действия, предпринимаемые собственно российской властью (повышение налогов, пенсионного возраста, дальнейшая монополизация экономики, фаворитизм в отношении крупных госструктур и, напротив, произвол силовиков против частных инвесторов), куда более вредны для российской экономики, чем любые новые санкции Запада. Шутка про «бомбить Воронеж» обретает тут вполне реальные, практические очертания.
На фоне продолжающегося падения путинских рейтингов нам нужно делать максимум возможного, чтобы донести до российских граждан правду о том, кто именно виноват в отсутствии значимого экономического роста, падении реальных доходов, отсутствии перспектив, а не надеяться, что чьи-то санкции решат наши проблемы.