Декабрьское балканское турне Сергея Лаврова обернулось дипломатическим скандалом. Двое из трех членов президиума Боснии и Герцеговины Желько Комшич и Шефик Джаферович, представляющие хорватскую и мусульманскую общины, отказались от переговоров с главой российского МИД, обвинив его в неуважении к государственным институтам страны. Трудно припомнить другой подобный случай отказа Лаврову в гостеприимстве на Балканах. Это уже второй за последние месяцы скандал в отношениях с маленькой страной: весной там заблокировали российскую операцию по дезинфекции, предъявив схожие обвинения. Играя на внутренних противоречиях и превращая «исторически близкие» страны в площадку для противоборства с ЕС и НАТО, Москва все чаще сталкивается с неприятием ее оценок и предложений. В итоге вместо усиления своих позиций Кремль получает усиление борьбы с его влиянием, считает балканист Юлия Петровская.
Последнее турне Сергея Лаврова (Босния, Сербия, Хорватия), приуроченное к 25-летию окончания боснийской войны – самого кровопролитного конфликта в бывшей Югославии, должно было напомнить миру не столько о противостоянии с Западом, сколько о вкладе самой России в мирный процесс. Москва с начала 90-х участвовала во всех значимых переговорах на Балканах, а ее миротворцы находились в бывшей Югославии с 1992 года. Именно в Боснии у России был первый опыт сотрудничества с военнослужащими НАТО: бывшие противники по холодной войне совместными усилиями взялись строить мир в отдельно взятой стране. Сегодня трудно поверить, что когда-то этот опыт признавался успешным и полезным: теперь Россия все чаще говорит о неких «непредсказуемых последствиях» для Балкан из-за ошибок западных партнеров, а те в свою очередь – о негативном российском влиянии.
В 2003 году российские десантники внезапно (для многих наблюдателей) покинули Балканы. В российских дипломатических кругах это решение потом называли «большой глупостью». Владимир Путин не утруждал себя поиском аргументов, вероятно, полагая, что вставание с колен не требует военного присутствия в этой части Европы. С тех пор все труднее понять, почему Россия так стремилась участвовать в операциях в бывшей Югославии и каковы ее истинные цели сегодня, когда угроза возобновления войны в регионе сведена к минимуму, но при этом ее отношения с основными спонсорами урегулирования – США и ЕС – обострены до предела.
Несмотря на вывод военного контингента, Россия сохранила влияние на боснийское урегулирование, оставаясь все эти годы участницей Руководящего комитета Совета по выполнению мирного соглашения и постоянным членом Совета безопасности ООН с правом вето. Свои миротворческие усилия Москва сосредоточила на критике в адрес США и ЕС, а также на дискредитации Аппарата Высокого представителя (международной администрации), следящего за выполнением Дейтонского соглашения.
«Серьезные предостережения»
Отметить 25-летие окончания боснийской войны, унесшей 100 тысяч жизней, Лавров решил не примирительной речью или обещанием новых проектов и инвестиций, а прямыми намеками на распад Боснии и возобновление кровопролития. Во всяком случае, говоря о своих претензиях к партнерам по урегулированию , российский министр зачем-то несколько раз упомянул «самые серьезные и непредсказуемые последствия».
«Хотел бы со всей серьезностью предостеречь некоторых наших партнеров от попыток разрушить дейтонскую архитектуру. Подобные «заходы» чреваты самыми серьезными последствиями, какими бы мотивами они не объяснялись», – сказал Лавров по прибытии в Боснию, на первой встрече с не скрывающим своих симпатий по отношению к Кремлю Милорадом Додиком. Именно он сейчас возглавляет трехсторонний президиум (коллективный руководящий орган БиГ).
Милорад Додик и Владимир Путин
Дейтонское соглашение, в выработке которого Лаврову довелось поучаствовать, было подписано в 1995 году. Документ определяет послевоенное устройство БиГ: страна состоит из двух обособленных образований – Республики Сербской (49% территории) и Федерации Боснии и Герцеговины (51%). Дейтонская модель предполагает сложную систему власти, которая учитывает интересы боснийских мусульман (бошняков), сербов и хорватов. Существующие здесь блокирующие механизмы, с одной стороны, защищают «жизненные интересы» трех основных народов, но с другой, осложняют принятие решений, делая боснийское государство крайне неэффективным. Государственные органы здесь очень слабы, а любые попытки добиться их усиления наталкиваются на противодействие многочисленных оппонентов, к числу которых относится и Россия.
Все послевоенное время Босния, по сути, пребывает в состоянии раскола. Здесь нет единого политического и экономического пространства, а у местных элит разные взгляды на реформы и интеграционные процессы, особенно в случае с НАТО. Специфические рамки Дейтона оставляют поле для разнообразных споров внутренних и внешних игроков, и Россия – их непременный участник. Слова Лаврова о «заходах» западных партнеров связаны прежде всего с попытками усиления центральных органов власти и ускорения интеграции в НАТО. Что касается последнего, то Лавров поддержал одностороннюю декларацию боснийских сербов о военном нейтралитете, которую инициировал Милорад Додик.
Позиционируя себя в качестве гаранта мира и одновременно союзника Додика, чья политика вполне очевидно направлена на дискредитацию боснийского государства как бесперспективного образования, Москва уже не раз попадала в дипломатические скандалы. В этот раз дело закончилось тем, что Комшич и Джаферович, представляющие хорватов и мусульман, отказались от переговоров, объяснив свой отказ неуважением российского гостя к государственным органам страны. Обида связана с тем, что встреча Лаврова с Додиком 14 декабря, накануне запланированных переговоров с президиумом в полном составе, прошла без государственных символов БиГ.
По словам Комшича, поддержка Лавровым резолюции о военном нейтралитете одной из частей страны – Республики Сербской – противоречит тому факту, что подобные решения могут принимать только центральные власти. «Мы выступаем за дружественные отношения с Россией, но хотим чтобы все, кто представляет Россию, уважали Боснию и Герцеговину», – сказал Комшич. Трудно представить себе больший конфуз для гаранта мира, с которым не хотят общаться высшие политические представители двух из трех общин. В итоге Лавров вновь встречался с Додиком и его помощниками.
Высшие политические представители двух из трех общин не захотели общаться с гарантом мира
К слову, несмотря на все разногласия между местными лидерами, которые в России часто подают как непреодолимые, президиум недавно выпустил совместное заявление по поводу годовщины окончания войны и в полном составе провел переговоры с представителями ЕС и США. Боснийские лидеры подчеркнули ключевую роль Соединенных Штатов в установлении мира и обсудили вопросы, связанные с продвижением к евроатлантической интеграции и получением статуса кандидата в ЕС. Получается, что попытки играть на внутренних противоречиях делают нежелательным собеседником саму Россию, при этом ее «союзник» Додик, когда требуется, находит общий язык как с внутренними, так и внешними игроками.
Токсичная дезинфекция
России, увлекающейся противостоянием с Западом и по сути игнорирующей интересы мусульманской общины, составляющей половину населения страны, не так просто вести дела с Боснией. У местных элит разные взгляды на политику Кремля и способы укрепления российского влияния в регионе. И если в Республике Сербской московские представители всегда могут рассчитывать на радушный прием, то в Сараево, где сосредоточены центральные органы власти, в отношениях с Москвой предпочитают держать дистанцию. Практически весь объем сотрудничества и российских инвестиций приходится на Республику Сербскую, в то время как с Федерацией существенных связей так и не возникло.
Неспособность находить общий язык с Сараево проявилась и во время масштабной российской кампании по борьбе с коронавирусом. Боснийские власти весной отказали во въезде группе медиков из России (24 специалиста и пять военных машин), которые направлялись в населенный мусульманами и хорватами Мостар для дезинфекции местной больницы. Медицинская бригада не смогла пересечь государственную границу, поскольку запрос российского посольства не одобрил министр безопасности БиГ Фахрудин Радончич. Он сослался на то, что этот вопрос находится в компетенции президиума, в котором решения принимаются только с согласия всех трех представителей. А возглавлявший его в тот момент Джаферович сообщил, что страна сама способна справиться с дезинфекцией. При этом он обвинил Москву в игнорировании государственных органов, неуважении суверенитета и поощрении внутренних разногласий.
Возможно, проблем с дезинфекцией в Мостаре не возникло бы, но российский «гуманитарный марш-бросок» взялись лоббировать явно не подходящие для этого деятели. После окончания дезинфекции в Республике Сербской Додик заявил, что рекомендует применить опыт российских врачей и в другой части страны – в Федерации. А глава верхней палаты парламента хорват Драган Чович обратился с соответствующей просьбой к российскому МИД.
Оба политика выступают фактическими союзниками в противостоянии условному «пробоснийскому блоку». В представлении некоторых аналитиков, «союз» Додика и Човича, опирающихся каждый по своим причинам на дезинтеграционные идеи, способен разрушить боснийское государство. И хотя такой сценарий остается гипотетическим, выбор Москвой подобных партнеров мало кого радует в Сараево. Для реализации гуманитарно-политических проектов в Федерации (с преимущественно мусульманским населением) нужны более тесные контакты с центральной властью и в принципе иная атмосфера в двусторонних отношениях.
Двусмысленные сигналы
Российская государственная пропаганда не сильно церемонится с боснийским государством, описывая его как центр радикального ислама и несостоявшееся образование, отягощающее жизнь местных сербов и находящееся на грани новой войны. Российские представители, с одной стороны, заявляют, что уважают суверенитет и территориальную целостность БиГ, а с другой – поддерживают (или обходят молчанием) все инициативы, направленные на дезинтеграцию страны. В Москве вполне благосклонно относятся к частым заявлениям сербских представителей о «нежизнеспособности БиГ» и желании отделить Республику Сербскую, хотя российские власти не могут не понимать, что Республика Сербская – это образование, признаваемое лишь в рамках Дейтонского соглашения, которое в свою очередь является пакетным.
Российская пропаганда описывает боснийское государство как центр радикального ислама, находящийся на грани новой войны
Интересно, что в начале декабря Россия не поддержала совместное заявление Совета по выполнению мирного соглашения, в котором среди прочего отмечено, что территориальные образования не имеют права на отделение и существуют только в рамках конституции БиГ.
Противоречивые сигналы касаются и вопросов внешней политики. Россия говорит, что оставляет за своими партнерами право выбора путей обеспечения своей безопасности. Но в то же время Москва ведет жесткую кампанию против расширения НАТО на Балканах, описывая этот процесс как «провокацию», на которую она будет вынуждена отвечать. Аргументы географически удаленных от России балканских стран, которые в первую очередь пытаются получить помощь от своих западных партнеров и обезопасить себя друг от друга после череды конфликтов, Кремль, по сути, игнорирует.
Еще во второй половине 1990-х в российских дипломатических кругах говорили, что несмотря на негативное отношение к самому процессу расширения НАТО, в боснийском случае у Москвы есть «определенное понимание», учитывая последствия войны и специфику урегулирования при ключевой роли НАТО. Если такое «понимание» действительно было, то при Путине оно исчезло. В разгар кризиса в международных отношениях в 2014 году Россия впервые воздержалась в Совете Безопасности ООН при продлении мандата сил EUFOR в Боснии, действующих при поддержке НАТО. Кремль как будто сигнализировал о готовности, в случае чего, положить конец международным миротворческим усилиям на Балканах.
После этого Москва заблокировала британский проект резолюции с осуждением геноцида в Сребренице, хотя до этого не оспаривала соответствующий вердикт Международного суда ООН от 2007 года и даже сама использовала эту формулировку, обосновывая свои действия против Грузии в 2008 году. Со временем в Восточном Сараево даже был поставлен памятник Виталию Чуркину с надписью «Спасибо за Русское Нет». Прибывающие из России делегации обычно возлагают к нему цветы, хотя в местных реалиях это выглядит крайне странно с учетом масштаба резни в Сребренице (не говоря уж о том, что сам памятник, подаренный российской стороне местными активистами-радикалами, не имеет художественной ценности).
В Республике Сербской получают поддержку любые российские начинания – от аннексии Крыма до продвижения российской вакцины. И в России стараются на это отвечать взаимностью. Милорада Додика не раз принимали в Кремле, откуда он возвращался с заявлениями о полном взаимопонимании с Владимиром Путиным. Додика считают одним из основных партнеров в противостоянии евроатлантической интеграции и продвижении российского влияния на Балканах. Впрочем, и то, и другое зависит от многих факторов, и вряд ли «антиатлантизм» и «русофильство» Додика окажутся определяющими.
Россия, ослабленная экономическим кризисом и международными санкциями, не может существенно влиять на процессы в отдаленном регионе. Однако она продолжит попытки усилить свои позиции, следуя обозначенному Лавровым принципу: «Никто из игроков не должен претендовать на то, что он контролирует Балканы, а остальным сюда вход заказан». Таким образом, Босния, где мирное урегулирование займет еще многие годы, останется одной из основных площадок противостояния.