Конфликт между Германией и Турцией продолжает набирать обороты: сегодня председатель бундестага Норберт Ламмерт вслед за Ангелой Меркель выступил с жестким заявлением в адрес Тайипа Эрдогана, а пресс-секретарь Эрдогана уже анонсировал некие «решительные меры» в ответ на признание Германией геноцида армян. Политолог-германист Сергей Сумленный объясняет, из-за чего поссорились союзники по НАТО, чем Турция шантажирует Германию и почему этот шантаж не удастся.
Немецкий бундестаг принимает декларацию о признании геноцида армян в Османской империи, Турция грозит ФРГ «последствиями» - это только последний эпизод остросюжетной драмы. Несколько недель назад Эрдоган потребовал уголовного преследования немецкого сатирика, опубликовавшего про него площадную дразнилку. Немецкие журналисты возмутились, а некоторые пообещали повторить. Но и это тоже было далеко не началом конфликта.
К кризису взаимоотношений дело шло давно. Авторитарный турецкий президент с замашками религиозного лидера не нравился очень многим в Германии. Еще в 2008 году, выступая перед 16 тысячами турок на стадионе Кельна, Реджеп Эрдоган заявил, что ассимиляция – это-де преступление против человечества, и потребовал ввести в школах Германии преподавание на турецком языке. Канцлер Меркель вынуждена была немедленно напомнить, что является канцлером всех немцев, в том числе и турецкого происхождения. Однако как русскоязычные жители Германии часто взахлеб смотрят передачи российского телевидения, так и немецкие турки порой сильнее, чем их бывшие соотечественники, любят авторитарного Эрдогана. А тот не прочь пользоваться подобной поддержкой – которая очень важна на выборах, когда турецкая община Германии, более консервативная, чем многие жители Турции, стабильно дают Эрдогану нужные голоса – так что часть турецкой общины Германии и президент Эрдоган уже много лет танцуют странный танец любви на расстоянии.
Впрочем, несмотря на эти эксцессы, Турция оставалась важным партнером Германии и в бизнесе, и в политической сфере: все-таки, это до сих пор одна из самых стабильных мусульманских стран и барьер между Евросоюзом и бурлящим Ближним Востоком. Связи между двумя странами естественны и органичны. Почти 80-миллионная Турция со стабильным ростом ВВП в 1-2% в год – важный деловой партнер Германии. Более того, турки являются союзником Германии по НАТО, и Германия не отказалась от поддержки союзника осенью 2012 года. Тогда войска сирийского президента Асада наносили воздушные и ракетно-артиллерийские удары по турецкой территории. Турецкие власти попросили НАТО защитить Турцию, и НАТО отправило на турецко-сирийскую границу зенитно-ракетные комплексы Patriot – их основу составили немецкие батареи с экипажами. Мандат был неоднократно продлен, и немецкие солдаты защищали небо Турции до начала 2016 года.
Ситуация стала обостряться с нарастанием интенсивности кризиса вокруг беженцев, а также с ростом авторитарных и сверх-консервативных действий самого Эрдогана. Да, Турция важна для Германии. Но не менее важны – особенно для немецкой леволиберальной общественности – права человека, с которыми в Турции дела обстоят все хуже. Полиция разгоняет демонстрацию феминисток на 8-е марта. Полицейский спецназ штурмует редакцию крупнейшей оппозиционной газеты. Права женщин, права оппозиции, права меньшинств попираются. Собственно, при взгляде из Берлина Эрдоган мало отличим от Путина: оба возглавляют важные для Германии страны, оба знают это и оба раз за разом нащупывают границы дозволенного, отвоевывая себе все больше и больше простора для маневра.
Главный козырь Турции сегодня – это, конечно, ее роль в кризисе вокруг беженцев. За последний год Германия приняла у себя около миллиона беженцев (оценки разнятся, но в целом речь идет о цифрах от 600 тыс. до чуть более 1 млн человек). Турция, имеющая сотни километров сухопутной границы с Сирией и Ираком, держит на своей территории, по разным оценкам, от 2,5 до 3,2 млн сирийских беженцев – при значительно более слабой экономике. Главный аргумент Турции в переговорах с Евросоюзом и Германией: мы хотим привилегий, или мы не будем больше сдерживать беженцев. Долгие годы Турция шла на сотрудничество с ЕС и приостанавливала поток беженцев, идущий как по сухопутной границе с Грецией, так и через Эгейское море. В этом сотрудничестве порой появлялось двойное дно, но какая из стран играла в открытую в делах вокруг беженцев. Даже Греция была не против отправить в другие страны ЕС пару тысяч беженцев, закрыв глаза на то, как они пробираются на паромы в порту Патр. Однако за последний год, когда даже страны Евросоюза подчеркнуто перекладывали потоки беженцев на соседей, вплоть до предоставления автобусов сирийцам – лишь бы те проехали через страну не останавливаясь – турецкая позиция стала куда жестче. Либо вы гарантируете нам выгоды – от безвизового режима, статуса кандидата в ЕС и, конечно, полное невмешательство во внутреннюю авторитарную политику – либо мы не гарантируем, что беженцы будут оставаться в лагерях на сирийской границе, говорили турки.
Между тем, кризис вокруг беженцев – это лишь один аспект в отношениях между Германией и Турцией, и конфликт Эрдогана с либеральными ценностями ни в коем случае нельзя сводить к нему. Беженцы – это лишь рациональный рычаг давления на Евросоюз. Между тем, расхождения между Эрдоганом и леволиберальной политической элитой Германии совсем в другом. Эрдоган олицетворяет собой образ авторитарного лидера: более «европейского», чем многие религиозные радикалы, но при этом все равно абсолютно недемократического.
Жестокое подавление студенческих протестов в турецких городах в 2013 году, постоянные зачистки курдских районов, преследования феминисток и оппозиционных журналистов, обвинения в коррупции – все это никуда не делось бы, несмотря на наличие или отсутствие сирийского кризиса. Более того – попытки Эрдогана ограничивать свободу прессы и свободу искусства внутри самой Европы становятся все более частыми. В конце марта 2016 года турецкие власти вызвали немецкого посла для объяснений: поводом послужил эфир сатирической передачи „extra3“, в котором Эрдогана обвиняли в культе личности. Через неделю турецкие власти потребовали от организаторов фотовыставки уже в Женеве убрать из экспозиции фотографию, на которой был изображен протестующий турок, держащий в руках плакат, обвиняющий Эрдогана в смерти студента в 2013 году: тогда один из студентов был смертельно ранен в голову полицейской гранатой со слезоточивым газом. Через пару недель немецкий сатирик Ян Бёмерманн выступил уже с по-настоящему вызывающим стихотворением в лучших традициях средневековых площадных частушек – после этого Турция потребовала уголовного преследования автора по архаичной статье «оскорбление государственного лидера».
Нельзя постоянно находиться в состоянии истерики. Шок от количества беженцев из Сирии нельзя использовать как постоянный и безотказный рычаг давления на немецкий истеблишмент.
Такое болезненное внимание турецких властей к высказываниям в адрес президента, сделанным за рубежом – явление новое, и оно, видимо, указывает на новый виток развития культа личности авторитарного президента. Резкие реакции турецкой дипломатии (вплоть до отзыва посла для консультаций после принятия немецким бундестагом резолюции по совершенно очевидному вопросу) – еще одно свидетельство того, что турецкая внешняя политика становится все более эмоциональной и, в конечном итоге, показывает свою слабость. Нельзя постоянно находиться в состоянии истерики. Шок от количества беженцев из Сирии нельзя использовать как постоянный и безотказный рычаг давления на немецкий истеблишмент. Германия, разумеется, и дальше будет заинтересована в максимально стабильной Турции – и уже поэтому будет продолжать оказывать союзнику по НАТО необходимую поддержку в случае необходимости. Однако Турция не сможет навязать ни Германии, ни Евросоюзу свою внутриполитическую повестку дня и получить гарантии одобрения любых авторитарных действий. И тем более – чем более болезненно турецкие власти будут реагировать на свободу слова внутри Евросоюза, тем больше недоумения и раздражения будет вызывать позиция Турции.
А тесные связи Германии и Турции никуда не денутся. Ведь даже сегодня, когда ты находишься в Газиантепе, в нескольких десятках километров от сирийской границы, и в сотне километров от Алеппо, и ты не знаешь турецкого, то единственный твой шанс – не английский, который здесь никто не понимает, а немецкий. На нем тебе ответят с гораздо большей вероятностью.