Мнения
Сегодня в Грузии пройдет второй тур президентских выборов, где встретятся Саломе Зурабишвили, поддерживаемая правящей партией «Грузинская мечта», и Григол Вашадзе, кандидат от партии сторонников экс-президента Михаила Саакашвили. Дмитрий Мониава объясняет, почему эта предвыборная гонка внезапно оказалась столь ожесточенной и превратилась из конкуренции идей в войну компромата.
28 ноября впервые в короткой, но яркой истории постсоветской Грузии состоится второй тур президентских выборов. Два кандидата набрали почти равное число голосов: Саломе Зурабишвили, поддерживаемая правящей «Грузинской мечтой», получила 38,64%, а Григол Вашадзе из «Национального движения» – 37,74%, для иностранного наблюдателя в этом нет ничего необычного, но для Грузии это сенсация.
Две сотни политических объединений шумели, как торговцы на привокзальном рынке, и хватали прохожих за руки, пытаясь увлечь за собой. Но это цветистое многообразие раньше маскировало почти тотальное доминирование одной партии, партии правителя Грузии, будь то «Союз граждан» Эдуарда Шеварднадзе (1995-2003), «Национальное движение» Михаила Саакашвили (2004-2012) или, наконец, «Грузинская мечта» Бидзины Иванишвили. Этот особый статус партии требовал постоянного подтверждения превосходства и уверенных побед на выборах с отрывом в как минимум 15-20%. Худший результат воспринимается как катастрофа и резко снижает легитимность властей. После пяти триумфов кряду «Грузинская мечта» шла к президентским выборам как Непобедимая армада к Ла-Маншу, и трудно было разглядеть в ней признаки упадка и разложения. После парламентских выборов 2016 года партия Иванишвили овладела конституционным большинством и подмяла под себя все ветви власти. Период экспансии, начавшейся в 2012-м, завершился, и лидеры «Грузинской мечты» принялись осваивать зоны влияния, то и дело вступая в пограничные конфликты друг с другом. Враждующие группировки грызлись за пост президента как болонки под ковром.
После двухэтапной (2010, 2017) конституционной реформы Грузия перешла от президентской республики к парламентской. Раньше объем полномочий позволял главе государства чувствовать себя богоподобным цезарем, теперь же его превратили в почетного нотариуса, которого впредь будет избирать не все население, а специальная коллегия. «Грузинская мечта» апеллировала к европейскому опыту, но граждане в очередной раз решили, что их обманывают, – против нововведений высказались 92% опрошенных Международным республиканским институтом (IRI). Иванишвили тогда продавливал принятие других, более важных, как ему, вероятно, казалось поправок и, чтобы не выглядеть душителем демократии, решил уступить и в последний раз провести президентские выборы по старым правилам.
Чтобы не выглядеть душителем демократии, Иванишвили решил уступить и в последний раз провести президентские выборы по старым правилам
Еще в 2010-м Венецианская комиссия при Совете Европы указала на опасность столкновения правящей партии и лишенного полномочий, но всенародно избранного президента, поскольку «обе стороны будут представлять большинство избирателей». Грузинские политики тогда небрежно отмахнулись и не вспоминали об этой формулировке до тех пор, пока в стеклянные двери дворца Иванишвили не начал ломиться призрак гражданского противостояния.
Именно о нем чаще всего рассуждают жители Грузии после первого тура. Им трудно представить мирное сосуществование президента и премьер-министра из разных партий, не вспомнив об артиллерийских дуэлях 1991-92 гг. на проспекте Руставели. Дело не только в повышенной возбудимости или отсутствии позитивного опыта (если не принимать во внимание период, когда «Грузинская мечта» уже контролировала парламент, а Саакашвили еще оставался президентом). Общество слишком хорошо знает конкурирующие во втором туре партии – обе заточены под авторитарный контроль и подавление сопротивления; в их истории слишком много грязи и крови для того, чтобы увидеть в них хранителей демократии, которые будут мирно жить в одном террариуме.
Опросы раз за разом отражали крайне неприязненное отношение значительной части избирателей к этим и другим «старым» политическим объединениям. Оно сочеталось с традиционным нежеланием голосовать за симпатичные, но слабые «двухпроцентные» партии и их кандидатов. Задолго до выборов это позволило предположить, что телеэфир затопят страх, ненависть и компромат – когда политики не могут выставить себя в лучшем свете, они предлагают гражданам проголосовать за меньшее зло. «Месячник демонизации» близился, но Бидзина Иванишвили все же выбрал уязвимого кандидата, и дорога к этому решению была вымощена относительно благими намерениями.
В первой половине 2018 года конкуренция внутри «Грузинской мечты» обострилась. В апреле группа депутатов парламентского большинства решила сместить своих руководителей. В мае Иванишвили, не занимавший с 2013-го никаких официальных постов, вновь стал председателем партии и по сути перевел ее в режим ручного управления. В июне он принудил к отставке премьера Георгия Квирикашвили и министра экономики Дмитрия Кумсишвили – пропагандистская машина сразу же назначила их козлами отпущения, а другие группировки принялись перекраивать сферы влияния. Они предлагали Иванишвили своих кандидатов на пост президента, но выбор любого из них вел к эскалации внутрипартийного конфликта. Победа тандема мэра Тбилиси Кахи Каладзе и председателя парламента Ираклия Кобахидзе обрушила бы баланс сил в «политбюро» и лишила бы Иванишвили возможности маневра. Привлечение кандидата «со стороны» в лице Саломе Зурабишвили казалось логичным, но не ликвидировало противоречий, более того – вассалы обиделись.
До того как стать грузинским политиком, Саломе Зурабишвили была французским дипломатом (ее предки покинули Грузию после вторжения большевиков). В 2003-м ее наградили орденом Почетного легиона; вскоре Саакашвили предложил ей занять пост министра иностранных дел, но полтора года спустя, после столкновения с председателем парламента Нино Бурджанадзе, а затем и с президентом, она перешла в оппозицию. В 2010-м Зурабишвили на какое-то время дистанцировалась от политики и начала работать в ООН, а в следующем году, в отличие от множества других оппонентов «Нацдвижения», почуявших запах победы, не вошла в созданную Иванишвили коалицию. В 2013-м она решила принять участие в президентских выборах, но Центризбирком отказал ей в регистрации – формально потому, что Зурабишвили являлась гражданкой Франции, хотя, возможно, Иванишвили таким образом намекнул, что без его соизволения у нее ничего не получится. Кажется, Зурабишвили поняла его правильно – в 2016-м, когда она баллотировалась в одном из мажоритарных округов, «Грузинская мечта» не выставила там своего кандидата и обеспечила ей победу.
Передвигая эту фигуру по доске в попытке стабилизировать позицию, Иванишвили мог прийти к выводу, что поддержка независимого кандидата улучшит демократический имидж его партии и укрепит связи с Францией, где олигарх какое-то время жил, занимался бизнесом и даже получил гражданство. Вероятно, он не придал большого значения целому ряду минусов – у Зурабишвили весьма сложный, если не конфликтный характер, она плохо владеет инструментарием местной политики, а также грузинским языком и часто говорит что-то несуразное, создавая нежелательные информационные поводы. Языковая проблема мешает электорату воспринять ее как свою, а политтехнологам – обратиться к архетипу Великой матери, крайне важному для грузин со времен царицы Тамары. Впрочем, до таких тонкостей дело не дошло – ее штаб формировался в условиях, когда обиженные лидеры «Грузинской мечты» чуть ли не саботировали кампанию. Стратегию заменило намерение победить за счет ресурсного превосходства.
У Зурабишвили сложный характер, она плохо владеет инструментарием местной политики, грузинским языком и часто говорит несуразности
Увязая во внутренних интригах, партия Иванишвили в какой-то момент перестала адекватно реагировать на тревожные сигналы извне, которые однозначно указывали, что все больше избирателей считает некомпетентность властей главной причиной своей бедности. Распространенные оппозиционным телеканалом «Рустави 2» аудиозаписи, указывающие на коррупцию в высших эшелонах власти, укрепили возникшие ранее подозрения общества. Определенную роль в снижении рейтинга «Грузинской мечты» сыграли и акции протеста Зазы Саралидзе – отец убитого подростка вот уже полгода требует правосудия.
Незадолго до выборов правительство допустило грубейшую ошибку, подготовив законопроект, регулирующий производство марихуаны в Грузии. Иванишвили хотел прорваться на растущий рынок легальной «травки», но консервативное большинство, формирующее ядро сторонников «Грузинской мечты», встало на дыбы. Возникали и другие сложности – «националы» утверждали, что Саломе Зурабишвили считает Грузию ответственной за развязывание войны 2008 года, и почти ежедневно в СМИ и соцсетях всплывали факты, подтверждающие если не коррупцию, то непотизм или откровенную глупость представителей правящей партии. Каждая из проблем могла быть решена, но «Грузинская мечта», подобно «Нацдвижению» образца 2012 года, реагировала медленно и неуклюже.
Трудно сказать, надеялся ли Иванишвили, что избиратели будут вечно поддерживать его лишь потому, что нынешний режим топчет права граждан, пытает и убивает реже, чем предыдущий. Так или иначе, часть бывших сторонников «Грузинской мечты» проголосовала за оппозиционных кандидатов или осталась дома, и Зурабишвили получила на 15-20% меньше ожидаемого.
После шести лет болезненных поражений партия Саакашвили впервые оценила свои шансы как вполне реальные. Успех кажется возможным, тем более что 10,97% голосов достались Давиду Бакрадзе из «Европейской Грузии», отколовшейся от «Нацдвижения» – в 2017-м, он призвал своих избирателей поддержать Вашадзе во втором туре. Впрочем, значительной части «еврогрузин» не нравится прошлое Григола Вашадзе – советского дипломата, который после отставки долго работал и жил в Москве вместе с супругой, балериной Нино Ананиашвили (Вашадзе, к слову, тоже возглавлял грузинский МИД – в 2008-2012 годах). Но то, что обе партии, после длительного периода упадка сумели набрать 90% от количества голосов, полученных единым «Нацдвижением» в 2012-м, можно считать чудом.
В 2016-м Саакашвили нередко делал радикальные реваншистские заявления и косвенно способствовал мобилизации своих противников. На сей раз он прислушивался к консультантам и в целом провел кампанию очень грамотно, однако все же допустил одну важную ошибку. Развивая злободневную тему задолженностей по кредитам, он вступил на территорию, где его соперник-олигарх изначально сильнее. Саакашвили поднимал ставки так, словно играл в покер, обещал решить проблему с помощью бюджетных средств и чуть ли не конфисковать деньги у лидера «Грузинской мечты». Но когда аудитория разогрелась, Иванишвили заявил, что выкупит у банков и микрофинансовых организаций долги лиц, внесенных в «черный список», и аннулирует их. Руководство его фонда утверждает, что зарезервировало для этой операции примерно $40 млн и намеревается помочь 600 тысячам граждан – то есть 17% избирателей, не считая членов их семей. Ведущие неправительственные организации назвали происходящее «беспрецедентным подкупом», но суд вряд ли вынесет подобный вердикт.
Иванишвили заявил, что выкупит у банков на $40 млн долгов лиц, внесенных в «черный список», и аннулирует их. Неправительственные организации называют это подкупом
Чтобы лучше разобраться в социальной подоплеке происходящего, можно обратиться к результатам первого тура в Тбилиси. Зурабишвили победила в центральных районах, где доминирует старая элита, формируя общественное мнение при помощи подражающих ей представителей среднего класса. Вашадзе добился успеха в спальных и бывших индустриальных районах, где больше выходцев из провинции, которых сорвала с якоря последняя волна урбанизации, и горожан, соскальзывающих к подножию классовой пирамиды. Границы не так отчетливы, как прежде, но все же заметны. Для старой элиты движение Саакашвили (а до него – Гамсахурдия), – это не реализация неких политических идей, а бунт плебеев, мечтающих занять ее место. Перед «Революцией роз», победившей ровно 15 лет назад, верхушка грузинского общества понимала, что без радикальной модернизации государство рухнет и она утратит свой высокий статус, но намеревалась отодвинуть в сторону крайне амбициозных (а значит – опасных) молодых политиков, после того как они проведут необходимые, но непопулярные реформы. Так оно, собственно, и вышло, однако, новые власти не расправились с «националами» столь же жестоко, как Шеварднадзе со «звиадистами», в том числе и потому, что Запад внимательно наблюдал за ситуацией в Грузии. И сторонники Саакашвили стали для старой элиты и ее новых менеджеров дамокловым мечом – он вроде бы не падает, но забыть о нем непросто.
Значительная часть представителей высших и средних слоев сделала выбор задолго до начала кампании на основе интересов, а не идей. Наиболее ожесточенная борьба развернулась за голоса обездоленных избирателей, и она увенчалась уничтожением «черного списка должников» и созданием неоднозначного и, возможно, опасного прецедента.
У «Грузинской мечты» есть и другие резервы для победы во втором туре. Угроза возвращения Саакашвили к власти гальванизировала его старых противников. Многие из тех, кто ранее бойкотировал выборы или проголосовал за кандидатов «второго ранга», пойдут на участки под лозунгом «No pasaran!», даже если партия Иванишвили в последний момент совершит какую-то неимоверную глупость. В случае успеха Вашадзе «Нацдвижение» использует пост президента как плацдарм для возвращения к власти, а если он проиграет с небольшим отрывом, Саакашвили может попытаться организовать что-то вроде «майдана», обвиняя власти в фальсификации и требуя провести внеочередные выборы в парламент. Вероятна и более утонченная комбинация, привлекательная для других партий – слабых, но необходимых для создания широкого оппозиционного фронта, – ее, скорее всего, разыграет «Европейская Грузия», предложив отменить выборы в мажоритарных округах. Ряд специфических факторов делает их «копилкой мандатов» правящей партии, поэтому она не собирается переходить на пропорциональную систему до 2024 года.
В любом случае «Нацдвижение» и «Европейская Грузия» постараются максимально использовать всеобщую мобилизацию своих сторонников до того, как партия Иванишвили оправится от неожиданного нокдауна. Второй тур, вне зависимости от его исхода, станет лишь ударом гонга перед очередным раундом, и мы, вероятно, увидим свирепый обмен ударами, который продлится до парламентских выборов. Информационное пространство залито тоннами грязи, поэтому сегодня трудно рассуждать о необходимом для развития страны демократическом опыте. Но грузинское общество, кажется, начало понимать, что постоянный поиск «меньшего зла» противоестественен и плохо сочетается с принципом свободного волеизъявления. Возможно, это самый важный, но еще не вполне осознанный итог ужасающих президентских выборов 2018 года.