Северная война. Попытка Трампа присоединить к США Гренландию может стать началом новой битвы за Арктику

На первый взгляд, заявление Трампа звучит так же абсурдно, как диалог между нью-йоркскими подростками в рассказе Сэлинджера (с той лишь разницей, что теперь для коренного населения острова лучше использовать их самоназвание — инуиты, а слово «эскимос» имеет колониальный оттенок). Однако у этой идеи-фикс Трампа — давняя история, он выступал с таким предложением еще в конце своего первого президентства, в августе 2019-го, предлагая Дании продать остров. Пресса, ссылаясь на источники в окружении американского лидера, писала про $600 млн. Когда премьер-министр Дании отказалась это обсуждать, американский президент отменил свой визит в Копенгаген. После Второй мировой такое же предложение датчанам делал Гарри Трумэн — тогда речь шла о $100 млн — и тоже получил отказ.

Трамп, очевидно, хочет войти в историю наряду с президентами Томасом Джефферсоном, осуществившим в 1803 году Луизианскую покупку территории у Франции (2 100 000 км² за $15 млн — то есть примерно по 7 центов за гектар), которая увеличила тогдашнюю территорию США практически вдвое, и Эндрю Джонсоном, при котором Россия продала США Аляску: 1 519 000 км² за $7 млн, то есть по $4,73 за гектар).

Теоретически покупка Гренландии (2 200 000 км²) увеличила бы площадь США до 12 млн км², а если замахнуться еще и на Канаду (почти 10 млн км²), которой Трамп настойчиво предлагает стать 51-м штатом, то США станут самой большой страной в мире с общей площадью 22 млн км², что больше России с ее 17 млн км².

Дональд Трамп, по сути, девелопер и, похоже, он приносит свои навыки в геополитику. Он следует главному принципу торговцев недвижимостью: location, location, location. Гренландия обладает уникальным стратегическим местоположением на полпути между Европой и Северной Америкой, контролируя судоходство, рыболовство и стратегические коммуникации в Северной Атлантике. Это не говоря о запасах полезных ископаемых, прежде всего, редкоземельных элементов, а также запасах нефти на шельфе общим теоретическим объемом свыше 50 млрд баррелей.

Для Трампа как для бизнесмена всё это прежде всего вопрос цены. The Economist подсчитал, что справедливая цена могла бы составить $50 млрд — всего 1/20 военного бюджета США и даже меньше, чем страховые выплаты за ущерб от бушующих сейчас в Калифорнии пожаров. Для Гренландии это было бы примерно по $1 млн на каждого жителя.

По следам Путина

Но дело даже не в цене и не в том, что Трамп как бизнесмен всюду ищет «сделку», а в том, что тема перекройки границ и передачи территорий вообще стала возможна в XXI веке. Этот ящик Пандоры открыл не Трамп, а Путин в марте 2014 года, аннексировав Крым.

Простота того захвата, его моментальная легализация российским парламентом и неубедительный ответ мирового сообщества (Россия практически не подверглась санкциям и международной изоляции) разогрели аппетит агрессора, и после 2022 года последовал частичный на данный момент захват еще четырех областей Украины и объявление об их полном вхождении в состав Российской Федерации.

Сегодня Россия оккупирует около 20% территории Украины, и готовящиеся сейчас мирные переговоры, вероятнее всего, заморозят этот статус-кво на неопределенный срок. Исход войны в Украине пока неясен, но к концу ее третьего года Путин добился главного — подорвал международное право, внес хаос в мировую систему и раздвинул рамки возможного, открыв эпоху территориальных переделов.

Аналитики теперь оценивают вероятность китайского нападения на Тайвань, индо-пакистанского конфликта за Кашмир, захвата Турцией сирийского Курдистана, российской аннексии Беларуси — в то самое время, когда Израиль расширяет зону безопасности в Ливане на Голанских высотах, а Венесуэла второй год пытается осуществить аннексию Гайаны.

Не факт, что все эти территориальные захваты состоятся (и уж совсем невероятно, что они будут признаны), но очевидно, что международная система вошла в новое состояние, когда границы уже не священны и сила права уступает праву силы. Именно на этом поле и на этих ожиданиях играет Трамп.

Подобно Путину, он делает ставку на разрушение системы как внутри страны (демонтируя так называемый deep state, «глубинное государство»), так и в международных отношениях (подрывая международные институты — от ООН до НАТО). Подобно Путину, Трамп торгует хаосом, повышая ставки и капитализируя риски. Его гренландское предложение вписывается в схему «большого передела» мира поверх норм права и голосов миноритарных акционеров, для него это символический акт, призванный разрушить прежний либеральный миропорядок.

Именно поэтому в Кремле с большим интересом воспринимают гренландскую авантюру Трампа — Дмитрий Песков по этому поводу сказал, что нужно учитывать «мнение жителей Гренландии» точно так же, как «мнение людей четырех новых регионов Российской Федерации». Более того, как пишет немецкая Bild, по информации датской разведки (PET), заявление Трампа могло быть результатом российской провокации.

В PET считают, что российские агенты в 2019 году сфабриковали письмо от имени тогдашнего министра иностранных дел Гренландии Ане Лоне Баггер сенатору США Тому Коттону, и именно его обсуждение заронило в голову Трампа идею покупки Гренландии. Впрочем, даже если эта информация не подтвердится, очевиден интерес Москвы к раскрутке гренландской истории. Она «ставит в контекст» аннексию Россией части Украины и вообще переводит стрелки с украинской войны на новый конфликт. Одновременно она торпедирует НАТО, подрывает трансатлантическую солидарность и ослабляет ЕС как глобального игрока.

Битва за Арктику

Политически и географически проблема тоже гораздо шире. Речь не только о том, кто будет владеть Гренландией, а о судьбе Арктики и, по большому счету, о том, на каких принципах будет строиться система международных отношений. За гренландской заявкой Трампа — экономические и военные интересы: размещение военных баз и милитаризация Арктики, добыча полезных ископаемых, коммерческое судоходство, строительство авиабаз и гражданских аэропортов. Примерно такой же список пожеланий у путинской России — новые военные базы, разработка шельфа, развитие судоходства по Севморпути.

С 2001 года в Комиссии ООН по морскому праву лежит заявка России на расширение границ российского континентального шельфа в Арктике. В 2015 году Москва подала расширенную заявку, в которую включены подводные хребты Менделеева и Ломоносова, начинающиеся, по ее мнению, от берегов России. Общая площадь акватории, которую Россия хочет видеть в качестве своей исключительной экономической зоны, составляет 1,2 млн км², и в октябре 2024-го ООН зарегистрировала российскую заявку (и теперь ждет заявок конкурентов).

Причем конкуренты у России могут оказаться не только традиционные, но и неожиданные для Арктики. Например, Китай, которому не нравится нынешний принцип секторального разделения между странами, непосредственно прилегающими к арктическому региону. Пекин явно рассчитывает на изменение действующего порядка не добром, так силой, если до этого дойдет.

В 2013 году Китай присоединился как постоянный наблюдатель к Арктическому совету, а в 2018-м принял собственную декларацию, согласно которой он хочет развивать транзитное судоходство через Арктику и участвовать в управлении регионом наравне с приарктическими государствами. И если Трамп нацеливается на Гренландию, то Китай уже сотрудничает с Исландией.

Эта повестка отбрасывает нас на столетия назад, в мир грубой силы, эксплуатации ресурсов и колонизации Арктики, где коренным народам отведена роль статистов в игре великих держав. Именно в такой мир хочет вернуться Дональд Трамп, отрицающий либеральные ценности, международные институты, экологические инициативы и голоса малых народов — в этом он тоже сходится с российским лидером.

На совершенно иных принципах основаны проекты глобального управления (global governance), которые на протяжении десятилетий предлагались для Арктики. Такой, например, как инициатива Greenpeace Save the Arctic, выдвинутая еще в 2013 году. Она предлагает признать Арктику международной территорией с особым охранным статусом, закрытой для хозяйственной и военной деятельности и доступной только для научных исследований и туризма.

В международном праве существует подобный прецедент — Договор об Антарктике 1959 года и Конвенция 1982 года по сохранению морских живых ресурсов Антарктиды (АНТКОМ). Согласно этим документам, Антарктида, в силу исключительной природной ценности для человечества, обладает особым статусом и не принадлежит ни одному государству. Размещение военных объектов, а также заход боевых кораблей и вооруженных судов южнее 60-го градуса южной широты запрещены. Антарктида также объявлена безъядерной зоной, что исключает заход в ее воды судов-атомоходов и размещение на материке атомных энергоблоков.

Призыв Greenpeace предполагал распространение подобного режима на Арктику ввиду исключительной хрупкости ее экосистемы, уязвимости в условиях глобального потепления и огромного влияния на климат планеты (образно говоря, Арктика — это «глобальный холодильник» и «глобальный кондиционер») — с запретом военной деятельности, коммерческого судоходства и разработки полезных ископаемых — единственной формой хозяйственной активности были бы традиционные промыслы коренных народов. За десять лет к призыву присоединились миллионы людей, включая знаменитостей: от Пола Маккартни до Ричарда Брэнсона.

Однако в эпоху национального эгоизма, консервативного реванша и войны, когда судьбы мира вершат диктаторы и самодуры, подобный проект выглядит как утопия. Напротив, правительства разных стран вступили в конкуренцию за ресурсы региона, будут наращивать в нем свое присутствие, и брутальная заявка Трампа — новая ставка в большой арктической игре.