Железный занавес возвращается. Константин Эггерт о том, как Россия оказалась изгоем из-за войны в Украине

Конечно, Украину можно было поддержать сильнее и более эффективно. Несмотря на то, что Запад предпринимает очень серьезные шаги - такие как отказ от «Северного потока-2», очевидно, что сегодня в ЕС есть силы, которые препятствуют полномасштабным санкциям против Кремля. Мы это увидели, например, во время дискуссии в четверг по поводу отключения российских банков от системы SWIFT. Кроме того, многие считают, что Соединенные Штаты могли бы сделать больше, потому что российский энергетический сектор пока находится вне серьезных санкций. Понятно почему — европейский континент зависит от российского газа, в частности Германия и Италия, что серьезно ограничивает возможности давления на Кремль. Были приняты болезненные персональные санкции, но, как многие считают, они не доведены до конца и список может быть гораздо более длинным. Чисто символический эффект от этой меры довольно сильный – члены семей ближнего круга Путина тоже оказываются под санкциями. Это означает, что принцип «сын за отца не отвечает» больше не работает, и это очень неприятный сигнал для российской элиты. Ключевое в этой ситуации — то, что Украина не получит войсковой поддержки от других стран, и логика этого ясна. Речь идет о конфликте с ядерной державой, и никто не будет рисковать Третьей мировой войной из-за Украины.

Россия — это не Ирак Саддама Хусейна. В то же время, очевидно, что политическая и моральная поддержка Украины будет нарастать. Россия стоит на грани превращения в такого же парию международной жизни, каким был сталинский Советский Союз после Второй мировой войны. Опускается железный занавес, которого люди даже моего поколения не помнят.

В ходе этой войны Кремль переживает имиджевую катастрофу. Чтобы такого рода операция была успешной необходимо несколько факторов: она должна быть молниеносной и сопровождаться определенными маркерами, например, очевидным желанием населения быть нейтральными в отношении к вторгающейся армии. Должна быть ясная демонстрация того, что армия противника сдается в плен, т.е. кадры с большим числом пленных с поднятыми руками. Должны быть ясные маркеры территориального захвата — сегодня взяли город А, завтра город Б, причем, предпочтительно крупные центры. Образов войны в городе надо избегать, потому что сразу в памяти возникает Грозный, Алеппо, это очень плохо. Война в городских условиях очень тяжелая, потому что целый ряд вооружений невозможно применять, а если и применять, то с большими жертвами среди гражданского населения. Это все равно, что прийти и сказать: «Мы совершаем военное преступление». Но путинская операция не выглядит успешной прогулкой и это ставит под сомнение всю ее концепцию, потому что она строится на идее, которую формулировал Путин — освобождение Украины. Мы не видим, чтобы какие-то люди радостно приветствовали своих освободителей. Зато видим жуткие кадры, каких Европа не видела со времен Второй мировой войны. Вторжение вызвало очень большой шок, это долго не забудется.

Все это выглядит как провал Кремля. Российские вооруженные силы сильно превосходят украинские по численности и технике, но им противостоит армия, которая значительно лучше мотивирована, как и любая другая армия на защите своей страны, моральное преимущество на стороне украинцев. И успешного для Путина исхода пока не предвидится. Украина — это самая большая по размеру страна европейского континента. В Украине живет 40 с лишним миллионов человек, и трудно представить, как даже 200-тысячный контингент будет держать эту территорию под контролем. Если им удастся установить контроль над Киевом, это еще не будет означать контроля над Украиной, потому что Украина очень разнообразна. В Кремле не понимают, что для этой страны значение Харькова или Львова гораздо выше, чем значение условного Екатеринбурга или Ростова в России.

Если военная операция завязнет, Кремлю надо будет идти на переговоры. Но отход от нынешнего нарратива будет означать поражение Кремля. Можно было сказать, что мы выиграли в диалоге с Западом неделю назад. Даже взяв «под защиту» ДНР и ЛНР без признания можно было бы сказать: «Мы осуществляем гуманитарную миссию, а теперь давайте сделайте так, чтобы Зеленский выполнил Минские соглашения». Тогда был бы маленький шанс, что можно изменить ситуацию. Сегодня сложно представить, что Путин может сдать назад, думаю, мы увидим дальнейшую эскалацию - и это большая европейская трагедия. Учитывая, что Путин уже грозил миру ядерным оружием, это очень опасно. Остается только надеяться, что оно все же не будет применено, но сегодня такой гарантии никто дать не может.

Если говорить о возможных переговорах с Россией, то лидерами здесь будут США и Великобритания. Причем отключение от SWIFT может произойти по инициативе одного лишь Вашингтона. Американский Конгресс и санкции, которые вводят сейчас США, — самые важные и самые тяжелые. Но не менее важны и символические санкции, например, то, что случилось с Мацуевым и Гергиевым, или тот факт, что Кубок УЕФА перенесен из Санкт-Петербурга во Францию. Многие люди не думают о войне, но думают о футболе. Интеллектуалы могут не думать о войне, но они хотят прийти на концерт Гергиева или послушать Мацуева. Эти вещи кажутся незаметными, но они подспудно влияют на общественное мнение.

Запад согласится возобновить диалог с Путиным только в том случае, если Кремль договорится о мире с Зеленским. Такой шанс остается, хотя возвращения к Минским договоренностям или Нормандскому формату уже не будет. Среди стран, к которым Путин может прислушаться и чье посредничество примет, можно вспомнить, например, Китай и Израиль. Главный политический итог российской агрессии таков: если путинский режим переживет эту войну, то ведущие мировые игроки Путину и его окружению больше никогда не будут доверять.