Мнения
Для России, только входящей сегодня в наиболее тяжелый этап коронавирусной пандемии, весьма поучителен опыт Италии, где в южных регионах на фоне эпидемии обострился экономический кризис и резко выросло социальное напряжение. До беспорядков дело еще не дошло, но призывы к грабежу супермаркетов уже звучат в соцсетях. И это при том, что юг страны пострадал от коронавируса существенно меньше северных регионов.
Ломбардия, Тоскана и другие соседние провинции, несмотря на крайне тяжелое положение, в социальном плане спокойны, потому что местное общество по своим установкам весьма близко к своим северным соседям: Швейцарии, Германии. А там, как мы видим, социальная ситуация стабильная. Это объясняется в том числе давними традициями децентрализованной демократии и вытекающей отсюда законопослушностью граждан.
А вот социально-политическая история Юга Италии совершенно другая. Во-первых, это более экономически отсталая, а значит, и относительно бедная часть страны. Во-вторых, этот регион только после Второй мировой войны вошел в зону развитой демократии, где правит закон, а не «понятия». Недаром именно Юг является родиной знаменитой мафии, которая не истреблена и до сих пор. Поэтому жесткий карантинный режим там воспринимают как явный перебор, мешающий вести типичную там экономическую деятельность, которая в значительной части находится в «тени». Естественно, официально введенные центральным правительством меры, рассчитанные на работающие в легальном поле бизнесы, на Юге часто не доходят до конкретных людей. Вот они и сидят без работы, без дохода и без знания о том, когда же все это закончится. Поводов для асоциального поведения более чем достаточно. «У людей заканчиваются их скудные сбережения. Это говорит о том, что скоро социально-экономические проблемы взорвутся», — сказал мэр города Палермо Леолука Орландо. Хочу напомнить, что жесткий карантин в Италии продолжается уже месяц.
Почему это наблюдение поучительно для нынешней России?
У нас ведь тоже есть свой «Север» — это прежде всего Москва, в которой средняя зарплата приближается к 100 тысячам рублей в месяц, а «Юг» — это провинция, где этот показатель может не превышать и 30 тысяч. Важно и различие в структуре занятости. В Москве аномально высока доля чиновников, работников финансовых и страховых структур, всевозможных офисов общероссийских и иностранных фирм, где есть хоть какие-то гарантии зарплаты. «Юг» — это и промышленные города, по многим из которых российская рецессия 2014–2019 гг. нанесла серьезный удар (именно там наибольшее падение реальных доходов), и малый бизнес, в своей массе низкомаржинальный, еле сводящий концы с концами, и бюджетники, получающие, несмотря на строгие указания президента, весьма скромную зарплату. Важно и то, что в целом по России сбережений на случай кризиса нет у более чем 60% населения, а накопления большинства из тех, у кого они есть, позволят прожить не более полугода. При этом в Москве и Петербурге ситуация лучше, а во всей остальной России, естественно, хуже.
Сбережений на случай кризиса нет у более чем 60% населения, а тем, у кого они есть, их хватит максимум на полгода
Кстати, не случайно эпидемия фактически пришла в Россию через Москву, жители которой составляют большинство выезжающих в Германию, Францию, Италию, Испанию.
Понятно, что между этими двумя полюсами разместилось очень много регионов со своей спецификой — тут и обезлюдевший российский Север, и проблемное «Замкадье» (местность, начинающаяся за границами Большой Москвы), и индустриальный Урал, и Северный Кавказ с его этническим разнообразием, и в целом депрессивный Дальний Восток. В них в той или иной степени совмещаются элементы «Севера» и «Юга».
Все это, как мне кажется, помогает понять запас жизненного терпения у населения России, попавшего в экстремальные не только медицинские, но и экономические обстоятельства. Известны отрасли, которые уже получили мощный, если не сокрушительный удар. Это туризм, гостиничный бизнес, общественное питание, индустрия впечатлений, бытовое обслуживание, пассажирские перевозки. В этом кластере доля крупных компаний (за исключением авиации и железных дорог) невелика. Там преобладает средний бизнес (как, например, знаменитая сеть детских кафе «АндерСон»), малые и микропредприятия, которые вынуждены прекращать выплачивать хоть какую-то зарплату, а зачастую и начали увольнять занятых. Этот расклад кризисных точек тоже весьма неравномерно ложится на карту России. Если в Москве еще можно, потеряв старую, найти хоть какую-то новую работу, то в провинции весьма часто такой возможности нет. Тем более что теперь, видимо, минимум на несколько недель затруднен выход из дома, а на «удаленке» чем-то заняться для получения дохода далеко не каждый может.
Кроме этого, возвращаясь к сравнению с итальянскими Севером и Югом, нельзя не отметить и то, что в российской провинции широко распространена «теневая» занятость. Оценки варьируют — от 25 до 40% трудоспособного населения получает таким образом хотя бы часть доходов. И это, конечно, мягко говоря, не самая богатая часть нашего общества.
В российской провинции от 25 до 40% трудоспособного населения получает теневые доходы
Почему это наблюдение важно? Президент и правительство анонсировали меры по поддержке бизнеса. Не буду здесь обсуждать их очевидную для всех недостаточность и эклектичность. Обращу внимание на другое: все эти действия направлены на тех, кто функционирует в легальном поле. Тем самым неформальная экономика остается один на один с кризисом, который уже начал ее быстро разрушать.
При этом в регионах, во-первых, просто не хватает денег для экстренной помощи большим массам внезапно потерявших работу и заработок людей — даже по столичному образцу. Во-вторых, качество местной управленческой элиты оставляет желать лучшего. Можно бесстрашно прыгать со скалы и ложиться под танк во время обучения кандидатов на высшие региональные должности. Но в реальной жизни, когда происходит событийный обвал, эти кадры не очень понимают, что надо делать, и ждут прямых указаний из Кремля.
И что же они услышали, если говорить о федеральной повестке борьбы с коронавирусом?
Нечто очень сумбурное. Меры не сведены в единую систему, которая защищала бы от социального кризиса большинство населения. Кроме того, фискальный характер предложений очевиден, а значит, в данной ситуации неэффективен. Так, вместо налоговых каникул малому бизнесу предлагается лишь отсрочка платежей. Переносятся на более поздний срок выплаты по кредитам без учета того, можно ли будет их в принципе погасить потом. Если говорить о населении, то будут произведены небольшие выплаты семьям с детьми в возрасте до 3 лет, всего лишь на месяц ускорены обещанные пособия на детей от 3 до 7 лет. Чуть повышен максимальный размер пособия по безработице.
А вот теперь возвратимся к запасу терпения «глубинного народа». Он, как подсказывают все эти обстоятельства, не безграничен. На итальянском Юге терпение начало лопаться через месяц после начала жесткого карантина. Кстати, первые признаки социального брожения появились в братской Украине, где такой режим ввели совсем недавно. Сколько осталось ждать нам?
Думаю, что к майским праздникам, если никаких карантинных послаблений не будет, в какой-нибудь провинции люди начнут проявлять отчаяние из-за элементарного отсутствия денег на покупку даже самого необходимого. В какой форме это произойдет? Это могут быть и вполне мирные выходы на улицу, и попытки отдельных маргинальных элементов пограбить магазины. Боюсь, что такого рода события могут принять вирусный характер, то есть быстро распространиться по другим регионам страны. И тут не помогут ни полиция, сотрудники которой сами являются частью местных сообществ, ни Росгвардия, которая не будет успевать реагировать на такого рода волнения. Дальнейший ход событий описать уже невозможно. Единственное, что весьма вероятно, — они быстро приведут к открытому общенациональному политическому кризису.
К майским праздникам, если не будет карантинных послаблений, люди в провинции начнут проявлять отчаяние из-за элементарного отсутствия денег
Можно ли предотвратить такой сценарий?
В качестве рецепта пока видится лишь вариант с «вертолетными» деньгами — прямыми выплатами всему населению страны более или менее значимых сумм без всяких условий. Попытка ограничить эту раздачу лишь «наиболее нуждающимися» ни к чему хорошему не приведет хотя бы потому, что нынешняя бюрократия не способна отличить бедного от небедного. Несмотря на все призывы к адресности социальной помощи, которые звучат уже лет 20 с самых высоких трибун, до тех, кто в ней больше всего нуждается, доходит, по оценке Всемирного банка, лишь 20% выделяемых мизерных средств.
Власти нужно раскупорить Фонд национального благосостояния, в котором скопилось чуть ли не 10 трлн рублей, воспользоваться средствами, которыми оперирует «Роснефтегаз» (туда стекаются дивиденды от нефтегазовых монополий, контролируемых государством). И это далеко не все «закрома Родины», которые могут помочь в этой экстремальной ситуации.
Вот только я сильно сомневаюсь в возможности такого разворота политики. За последние 20 лет государство растеряло и без того скромный запас компетентности и профессионализма. Даже в докризисный период оно все больше и больше показывало свою неэффективность и неадекватность, отрываясь все дальше от своего главного предназначения — удовлетворения общественного интереса.
Вполне возможно, что мы в России быстро идем навстречу мощнейшей с 1917 года политической встряске.