Премьер-министр Великобритании Тереза Мэй за полтора месяца до запланированного выхода состава ЕС потерпела в парламенте новое поражение. Депутаты Палаты общин 14 февраля большинством голосов отвергли законопроект, который должен был утвердить мандат Мэй на дальнейшие переговоры об условиях брекзита, а также исключить возможность нерегулируемого выхода Соединенного Королевства из ЕС. Этому голосованию предшестовало несколько недель ожесточенных дебатов в парламенте Соединенного королевства. В итоге «жесткий брекзит», чреватый экономической катастрофой, стал почти неотвратимым. Как так получилось, что после столь долгих переговоров парламентарии пришли к результату, который невыгоден всем сторонам?
На этой неделе на сессии Палаты общин британского парламента лидер фракции Шотландской национальной партии Йэн Блэкфорд публично назвал премьер-министра Терезу Мэй лгуньей, когда она обращалась к депутатам с предложением изменить план брекзита таким образом, чтобы это устроило и парламент, и ЕС. Потом, правда, шотландец по требованию спикера формально «взял свои слова назад», но подчеркнул, что извиняться лично перед Мэй не станет. Вообще, в дни так называемых вопросов к премьер-министру в Вестминстерском дворце перья летят. Терезе Мэй задают неприятные вопросы, и ей приходится отбиваться. А щелкоперы потом снисходительно подводят итоги битвы: кто победил и с каким счетом, добавила ли Тереза Мэй себе политических очков или потеряла, или же все остались при своих.
Однако на одной из последних сессий января происходило нечто особенное. Обсуждалась, как обычно, самая волнительная тема — брекзит, до которого, если срок обсуждений не будет продлен, осталось меньше двух месяцев. Тереза Мэй в тот день поставила перед собой задачу почти невыполнимую: убедить депутатов проголосовать за поправку, перечеркивающую ее же собственный, с таким трудом согласованный проект брекзита. Поправка предполагает проведение нового тура переговоров с Евросоюзом в попытке добиться от него новых, как многие считают, абсолютно нереальных уступок. В основе этой позиции лежала жесткая политическая арифметика: раз изначальная программа не прошла (а ее палата отвергла с преимуществом в 230 голосов), то надо найти какую-то формулу, которая сможет получить поддержку большинства. Еще совсем недавно все расчеты показывали: такой формулы не существует. Парламент расколот, как и все общество, и договориться разным фракциям никак не удастся.
Страсти в парламенте достигли небывалого накала. Премьеру возражали и задавали острые вопросы все — и левые, и центристы, но самая напряженная схватка случилась у Терезы Мэй с Иветт Купер — видной деятельницей оппозиционной лейбористской партии. Та создала межпартийную коалицию, которая попыталась законодательно запретить возможность «жесткого брекзита» — выхода Британии из ЕС без какого-либо соглашения о дальнейших отношениях. Часто этот вариант называют «падением со скалы», поскольку он чреват разрывом создававшихся десятилетиями экономических и торговых связей. И вот Иветт Купер, консерватор Ник Боулс и их единомышленники предложили перенести роковой день, чтобы можно было продолжить поиски компромисса и, главное — юридически обязать правительство искать другой выход.
Тереза Мэй была против этой поправки и поставила себе задачу ее потопить, и в итоге в этом преуспела. Угроза жесткого брекзита нужна ей как жупел, которым можно пугать и свой парламент, и ЕС (для европейцев резкий разрыв тоже крайне невыгоден), чтобы заставить их пойти ей навстречу. Премьер упорно гнула свою линию — нужно проголосовать за правительственный вариант, несмотря на его очевидные слабости. В нем поставлена задача — избежать установления физической границы между двумя Ирландиями: республикой — членом ЕС и Ольстером, входящим в состав Соединенного Королевства. Такая граница противоречит соглашению о мирном урегулировании.
При этом Мэй предложила совершенно невнятные методы достижения этой цели. Иветт Купер находила логические бреши в позиции премьера — ведь одно другому не мешает, можно спокойно искать практические решения проблемы, зная, что худшего — жесткого брекзита — в любом случае не будет и не надо мучительно считать дни и часы, оставшиеся до этой даты. По мнению многих, премьер оборонялась демагогически. Иветт Купер изложила свое предложение, Мэй ей ответила. Ответив, сама снова дала слово оппоненту. Дав противнику высказаться, снова гнула свое. Видя, что Купер все еще не удовлетворена, давала ей слово снова и снова. Часто с нелицеприятными комментариями в адрес Мэй выступали и другие депутаты, и премьер всем терпеливо отвечала, говорила четко и громко. Так продолжалось несколько часов.
Ситуация в парламенте во много отражает и происходящее в стране. Англия всегда гордилась своим прагматизмом, хладнокровием и умением находить компромиссы. Сегодня она стала другой — иррациональной, нетерпимой к иному мнению. Особенно это заболевание обострилось после референдума. Газеты пишут о разочарованном во всем пролетариате северо-запада Англии, требующем самого жесткого брекзита и готовом ради него на дальнейшее ухудшение жизненных стандартов.
Почему? Им что, действительно жизненно необходимо избавиться от поляков и прочих «проклятых иностранцев», которые якобы отбирают у них рабочие места?Напротив, в сегменте тяжелой низкооплачиваемой работы наблюдается нехватка персонала, англичане не хотят занимать эти должности. Однако правят бал вовсе не рациональные соображения, а эмоции и внезапно разыгравшаяся ксенофобия. Особенно поражают такие сообщения, как, например, из города Кру, где двое подвыпивших белых идиотов предупредили местного темнокожего жителя, уже 20 лет как получившего британское гражданство, что скоро и ему придется уехать. В английской глубинке брекзит для многих означает примитивный расизм, будто бы узаконенный результатом референдума.
С другой стороны, провинциальные активисты правящей консервативной партии (а это, как правило, состоятельные пенсионеры и землевладельцы) не так уж далеко ушли от своих пролетарских собратьев. В одном из избирательных округов в Линкольншире вовсю идет подготовка к «деселекции» уже упоминавшегося депутата парламента Ника Боулса — это значит, что он не будет выдвигаться от партии тори на следующих выборах. Сообщается, что большинство местных партийцев впали в ярость и хотели разорвать Боулса, объявив его «омерзительным предателем». В чем же его вина? Лишь в том, что он вместе с Иветт Купер инициировал тот самый проект закона, который защитил бы Британию от самой опасной формы брекзита. Политик пытался уберечь экономику страны от потрясений, чудовищное преступление, не так ли? Нет, — настаивают активисты, нужен только жесткий брекзит, полный и окончательный разрыв с проклятой Европой. Такого радикального отношения здесь не наблюдалось еще пять лет назад. Да, ЕС и тогда в консервативном кругу недолюбливали, здесь всегда были сильны евроскептики, но не евроненавистники.
При этом Мэй достается и от сторонников, и от противников брекзит. О своем разочаровании в премьере пишет и умеренно левая Guardian, и правоцентристская Times, и либертарианский Economist. С их точки зрения, не только Мэй и ее министры, но и весь политический класс, включая лидера лейбористов Джереми Корбина, окончательно дискредитируют себя, если увлекшись политическими играми, рискнут экономическим благополучием своей страны. Известный обозреватель Джонатан Фридленд пишет, что в случае «падения со скалы» разве что Иветт Купер и Ник Боулс будут удостоены положительного упоминания мелким шрифтом на странице учебника истории, посвященной брекзиту.
Парламентcкого клинча можно было бы избежать, если бы не слепой фанатизм с обеих сторон. Фанатики — и правое крыло консервативной партии, и восторженные поклонники Уго Чавеса из руководства лейбористов — едины в своих архаических устремлениях. Корбин мечтает вернуть Британию к социализму 70-х годов, радикальные брекзитеры — к временам старой доброй Англии и имперского величия. Недаром среди тех и других немало поклонников российского президента. И крайне правые, и крайне левые ненавидят либеральное общественное устройство и Евросоюз как его символ. Не особенно вдаваясь в детали российской политической жизни, они видят во Владимире Путине и его «несовременной стране» своего естественного союзника и единомышленника. И, возможно, правильно видят. Ведь они хотят уйти прочь от современности — в прошлое. А Россия, кажется, уже там!