Мнения
Дмитрий Мониава, Грузия
Очередная грузинская революция началась внезапно, как сердечный приступ. Ее приближали десятки объективных факторов, которые цеплялись друг за друга, подобно шестеренкам в чреве старинной бомбы с часовым механизмом, однако причиной послужило почти случайное событие. На момент написания материала правитель Грузии, олигарх Бидзина Иванишвили, не собирался бежать из знаменитого Стеклянного дворца. Впрочем, Ханна Арендт полагала, что суть революции не в смене режима, а «в пафосе новизны в сочетании с идеей свободы». Этот пафос и без того является главной статьей грузинского экспорта — важнее понять, кто и от чего хочет освободиться на сей раз.
Утром 20 июня в Тбилиси началось заседание Межпарламентской ассамблеи православия (МАП). Его мало кто заметил, тем более что в соцсетях продолжались гладиаторские бои между либералами и консерваторами в связи с ЛГБТ-прайдом, который в итоге так и не состоялся. Оппозиционные СМИ посвятили президенту МАП Сергею Гаврилову несколько нелицеприятных заметок, но ни один комментатор не вспомнил об инциденте 2013 года: тогда российский депутат приехал в Тбилиси на футбольный матч, и сторонники Саакашвили устроили акцию протеста, поскольку в 2008-м он проголосовал за признание независимости Южной Осетии и Абхазии. В полдень на телеэкранах замелькали кадры, снятые в здании Парламента: Гаврилов в кресле спикера, грузинские оппозиционеры у трибуны, драматические жесты, гневные лица… Через полчаса на информационное пространство обрушилось цунами.
Короткому замыканию в коллективном сознании предшествовало ухудшение российско-грузинских отношений. Разрядка, начавшаяся в 2012-м, после того как к власти пришла «Грузинская мечта», во многом исчерпала себя. Должно быть, в Кремле в какой-то момент убедились, что тбилисская элита не рассматривает туризм или экспорт вина в одной плоскости с евроатлантической интеграцией и, зарезервировав порты и аэродромы Грузии для западных союзников, попросту выигрывает время, а заодно зарабатывает деньги. Московские эксперты часто писали, что Кремль в целом успешно использует торгово-экономические связи и «мягкую силу» для того, чтобы привязать Грузию к России. Но в последнее месяцы в российских СМИ одна за другой появлялись публикации о том, что грезящего о НАТО южного соседа следует наказать рублем; риторика официальных лиц ужесточилась. Воздействие на общественное мнение началось еще до того, как на авансцене появился депутат Гаврилов, а Владимир Путин чуть ли не запретил россиянам посещать Грузию.
В Кремле в какой-то момент убедились, что тбилисская элита не рассматривает туризм или экспорт вина в одной плоскости с евроатлантической интеграцией
Грузия же после войны 2008 года опиралась на «концепцию стратегического терпения». Сперва этот термин относился исключительно к реинтеграции Абхазии и Цхинвальского региона, но со временем с его помощью стали описывать политику, которая позволит стране дожить до дня, когда Россия потерпит очередное поражение в противостоянии с Западом и будет вынуждена вывести войска с территории Грузии. Новые власти маневрировали, говорили об углублении диалога, исподволь намекали Кремлю, что пророссийские силы в стране крепнут с каждым часом, и в итоге выиграли для страны 7 лет относительного спокойствия. Часть оппозиции называла их политику коллаборационистской, а обтекаемые формулировки периода «разрядки» входили в очевидное противоречие с воспоминаниями об оккупированных регионах и ужасах войны. Из-за этого психологическое напряжение росло — медленно, но неуклонно; наконец, благодаря Сергею Гаврилову эмоциональная бомба взорвалась, и «Грузинская мечта» столкнулась с самым опасным кризисом в своей истории.
Ее лидеры также принялись возмущаться, извинялись за допущенную ошибку, а председатель парламентского комитета по обороне и безопасности Ираклий Сесиашвили даже назвал С. А. Гаврилова «подонком», но сбить накал страстей не удалось. Вечером в центре города начался митинг протеста. Когда один из депутатов «Нацдвижения» Никанор (Ника) Мелия вместе с другими соратниками Саакашвили попытался ворваться в здание парламента, сотрудники МВД оттеснили их, а затем применили слезоточивый газ и резиновые пули. Спецназ, как и водится, вошел во вкус и устроил на проспекте Руставели локальную Варфоломеевскую ночь. 240 человек попали в больницы, некоторым резиновые пули выбили глаза, двое пациентов по-прежнему в тяжелом состоянии.
Наутро общественное мнение напоминало дракона из «Игры престолов» — захлопав крыльями, он завис над дворцом Бидзины Иванишвили. А где-то внизу, за толстыми зеленоватыми стеклами, которые не каждый гранатомет возьмет, «маленький тревожный человек» проводил (как утверждают инсайдеры) совещание за совещанием.
У него были причины для беспокойства. Грузины не прощают чрезмерного насилия: в этом убедился Михаил Саакашвили, когда разогнал митинги 7 ноября 2007-го и 26 мая 2011-го, а до него — лидеры компартии (после трагических событий 9 апреля 1989 года). В 2012-м новая власть торжественно обещала, что будет рассудительной и гуманной, и полицейские старались вести себя на митингах подчеркнуто корректно, а несколько небольших инцидентов не вызвали возмущения. Но в итоге зверь сорвался с цепи. Полицейские дубинки в первую очередь бьют по легитимности правителя: 21 июня Иванишвили начал принимать меры для того, чтобы отвести от себя гнев рассвирепевшего общества. На помост потащили упиравшихся «козлов отпущения». Пост покинул председатель парламента Ираклий Кобахидзе, а ответственный за проведение сессии МАП Захария Куцнашвили отказался от депутатского мандата. Кобахидзе превратил парламент в законодательный принтер, исправно работавший в интересах олигархии, но, надорвав рейтинг, возможно, начал тяготить сюзерена. В то же время пропагандисты «Грузинской мечты» использовали проверенный прием, который в июне прошлого года позволил погасить масштабные акции против несправедливого приговора по делу об убийстве подростков на улице Хорава. Их каналы развивали одну и ту же мысль: приличный человек не может митинговать вместе с «националами» — они преступники.
Это так или иначе сработало, поскольку значительная часть граждан осуждает Саакашвили и его партию за проявленную в прошлом жестокость и за недавнюю попытку ворваться в парламент. Когда 21–25 июня «националы» выступали на многолюдных митингах, их то и дело освистывали и лишали слова. Им пришлось выдвинуть в авангард формально независимых общественников, тогда как «Грузинская мечта», используя своих тайных союзников, стремилась подменить всеобъемлющий лозунг «Долой!» требованиями, которые можно было выполнить, сохранив лицо. Ее лидерам приходилось напряженно думать о том, как наказать превысивших полномочия сотрудников МВД, чтобы успокоить митингующих и в то же время не испортить отношения с верхушкой полицейской корпорации, как освободить десятки задержанных таким образом, чтобы это не сочли капитуляцией. Еще две проблемы требовали ювелирно точных действий.
Глава МВД Гахария был нужен Иванишвили (как Лаврентий Палыч Иосифу Виссарионычу), но после 20 июня его отставка стала вопросом чести для большинства граждан. Многие эксперты выразили мнение, что его уход лишит режим несущей колонны. Митингующие вслед за лидерами оппозиции потребовали и перехода на пропорциональную систему выборов, поскольку в мажоритарных округах традиционно побеждает партия власти в союзе с местными авторитетами (романтики называют их феодалами и лендлордами). И тут Иванишвили вытащил из рукава туза.
До сих пор в Грузии доминировали крупные партии — «Союз граждан», «Национальное движение» и, наконец, «Грузинская мечта». Примерно к шестому году правления они начинали стремительно деградировать и теряли власть в тот момент, когда из оппозиционных групп формировался новый могучий и неповоротливый монстр. Система постоянно порождала биполярные, чуть ли не манихейские модели противостояния: «мы — они», «добро — зло», «белое — черное». Особенно наглядно это проявилось в период борьбы «Грузинской мечты» и «Нацдвижения» (2011–2019). Последние полтора года состояние партии Иванишвили ухудшалось, кризис следовал за кризисом, и хозяин Стеклянного дворца, вероятно, понял, что выиграть выборы 2020 года не удастся. Но 24 июня он сумел удивить нацию: «Пропорциональная система? Отлично! Давайте заодно отменим процентный барьер».
«Каждый грузин — сам себе государство, каждый царь», — говорил Мераб Мамардашвили. И, безусловно, каждый сам себе партия. В стране зарегистрированы сотни политических объединений, но высокий барьер заставлял политиков становиться вассалами лидеров двух-трех сильных партий. Судя по опросам, старая система осточертела большинству избирателей — они перестали ходить на выборы и, должно быть, втайне мечтали когда-нибудь увидеть в Парламенте молодых политиков, не связанных с коррупцией, непотизмом и чудовищными моральными компромиссами «биполярной эпохи». Теперь для того, чтобы получить один депутатский мандат, потребуется лишь 0,67% голосов (как в Нидерландах). Среднестатистический грузинский политик просто не может не рискнуть в такой ситуации. Если инициатива Иванишвили будет утверждена, «малые партии» бросятся на выборы 2020 года подобно стае пираний, нацелившись на электорат ведущих политических объединений.
Если инициатива Иванишвили будет утверждена, «малые партии» бросятся на выборы 2020 года подобно стае пираний
В 1992 году, во время гражданской войны, Эдуард Шеварднадзе тоже снизил процентный барьер: оставлять хоть сколько-нибудь влиятельных политиков за пределами парламента в тех условиях было просто опасно. Мандаты получили представители более чем 20 партий. Презрев законотворчество, они постоянно скандалили, даже дрались друг с другом и, в принципе, не мешали Шеварднадзе править. «Нулевой барьер» позволит Бидзине Иванишвили использовать свои колоссальные средства для создания правящей коалиции. А на претензии оппонентов у него будет простой ответ: у меня есть миллиарды долларов, у вас миллиардов нет.
Один из ведущих политтехнологов назвал инициативу Иванишвили «блистательно циничной», добавив, что она позволит манипулировать «малыми партиями» как до, так и после выборов. Михаил Саакашвили сразу же высказался против — вероятно, потому, что его «Нацдвижение» заточено под «биполярную эпоху». Вместе с тем было очевидно, что новая инициатива способствует завершению опасного для «Грузинской мечты» кризиса. 25 июня «националы» получили новый повод для обострения ситуации: Главная прокуратура обратилась в парламент, чтобы ей разрешили арестовать депутата Нику Мелия. У «Нацдвижения» слишком мало ресурсов для смены власти по украинскому сценарию, но с учетом того, что «Грузинскую мечту» лихорадит, общество разгневано, а «вертикаль» расшатана как никогда, Саакашвили может рискнуть.
Отмена процентного барьера обрушит устои и сместит скрепы, но называть эти перемены революционными, вероятно, не стоит. Бракосочетание «пафоса новизны с идеей свободы» происходило не в Стеклянном дворце и не в парламенте, а на проспекте Руставели, куда пришли молодые люди, которые до сих пор демонстративно и даже брезгливо отстранялись от политики.
Молодые люди в большинстве своем видят в России не просто врага, а экзистенциальную угрозу
Молодых интеллектуалов и парней из спортивных секций, беспокойных гражданских активистов и хрупких девчонок, не испугавшихся «робокопов», объединяет не только возраст или обостренное чувство достоинства. Самые яркие и страшные воспоминания их детства связаны с Августовской войной 2008 года. Кто-то из них шел в колонне беженцев, кто-то запомнил, как у могилы отца стояли неразговорчивые люди в военной форме, кто-то заметил в небе российский штурмовик перед тем, как бабушка потащила его в подвал, кто-то просто услышал рассказ одноклассника и решил, что никогда не скажет ни одного слова на русском языке. Эти молодые люди в большинстве своем видят в России не просто врага, а экзистенциальную угрозу. И, в отличие от родителей, которые могли не только стрелять в российских сверстников, но и болтать с ними о жизни, общих интересах или стихах Есенина, не видят никакого смысла в подобных разговорах. Если представители этого поколения совершат в Грузии демократическую (в самом широком смысле) революцию, она, несомненно, станет и антироссийской. Возможно, она уже началась 20 июня 2019 года.
Российские санкции нанесут туристическому сектору значительный урон, но удар по экономике вряд ли будет таким же сильным, как после эмбарго 2006 года — тогда Грузия почти полностью зависела от торгово-экономических связей с Россией. Эти потери, по всей видимости, не приведут к общенациональной дискуссии о необходимости нормализации российско-грузинских отношений. Бóльшая часть бизнесменов не станет публично оплакивать убытки и давить на правительство, как предполагают многие российские комментаторы — и не только потому, что в Грузии из-за старых феодальных комплексов прилюдные разговоры о финансах считаются почти непристойными. Протестующая молодежь в считанные дни изменила психологическую атмосферу в стране, и теперь дискуссия о том, что ради доходов можно изменить принципам, не просто маловероятна, а попросту исключена. Центральной идеей нового периода, скорее всего, станет избавление от зависимости. Нечто похожее произошло в «нулевых», когда прекратились поставки российского газа, и Кремль утратил один из главных инструментов давления на Грузию. Тогда вопреки логике в обществе начал доминировать злой, безбашенный оптимизм, который помог с горем пополам преодолеть трудности.
Самая страшная фраза в грузинской истории состоит из четырех слов: «Мы остались совсем одни» (из письма царя Картли Константина II Фердинанду и Изабелле Испанским, 1495 г.). Страх перед «геополитическим одиночеством», изоляцией от внешнего мира и отсутствием союзников наложил отпечаток как на национальный характер, так и на внешнеполитический стиль. Именно это могло напугать общество больше всего, но оно не успело почувствовать себя одиноким — украинские политики призвали своих соотечественников съездить на отдых в Тбилиси, в соцсетях стартовала кампания «Проведи лето в Грузии», в которую включились тысячи европейцев, американцев, израильтян. Многие грузины получили письма поддержки от иностранных, в том числе и российских друзей. Нервозность в СМИ и соцсетях начала постепенно сходить на нет.
Самая страшная фраза в грузинской истории состоит из четырех слов: «Мы остались совсем одни»
Грузинское государство не преодолеет очередной барьер на пути европеизации, если не сумеет провести масштабные системные реформы. Российская Федерация может еще раз сыграть роль «конституирующего другого», предоставить грузинам образ врага и тем самым поспособствовать национальной консолидации в непростой переходный период. Но главной проблемой Грузии сегодня, вероятно, является не «туристическое эмбарго», а отставший от времени, лукавый и коррумпированный политический класс — его представители пользуются любым поводом для достижения сугубо меркантильных целей. Они все еще могут раскачать не самую устойчивую страну — более того, столкнуть ее в пропасть, как в 1992-м, когда старая элита боролась с новой с применением артиллерии и бронетехники.
А российские туристы, конечно же, вернутся в Грузию — в первую очередь те, для которых запреты Владимира Путина не значат ровным счетом ничего.