Расследования
Репортажи
Аналитика
  • USD91.98
  • EUR100.24
  • OIL86.61
Поддержите нас English
  • 469
Мнения

Дело — косяк. Как полицейские подбрасывают наркотики и почему им за это ничего не бывает

После того как с Ивана Голунова были сняты обвинения, а высокопоставленные московские полицейские освобождены от должности, общество дожидается ответа на вопрос — будут ли наказаны по суду все полицейские-исполнители, сфабриковавшие дело против журналиста и подкинувшие ему наркотики. Это особенно важно потому, что в России подбрасывание наркотиков — массовое явление, за последние 10 лет лет таких сфабрикованных дел было от 10 до 40 тысяч. При этом полицейских наказывают крайне редко, хотя есть случаи, когда фальсификаторы в погонах не только преследуются, но и подпадают под уголовную статью о сбыте запрещенных веществ. Глава юридической службы фонда «Русь сидящая» Алексей Федяров описал, как устроена система массовой фальсификации дел по 228-й статье, каков механизм «вмонтирования» наркотиков в дело и почему полицейские остаются безнаказанными.

Фальсификация проникла в суть российской правоохранительной системы. Сочиняются уголовные дела по кражам: если человек признался в одной квартирной краже, ему тут же будет «предложено» еще несколько. Огромное количество преступлений для улучшения статистики фальсифицируется на трудовых мигрантах. Массово, тысячами фальсифицируются материалы дел об административных правонарушениях, особенно наглядно это видно в делах о массовых акциях протеста. Фальсификация уголовных дел о наркотиках — это не только примитивные подбросы или «вмонтирование» наркотиков (именно глагол «вмонтировать» используется в сленге силовиков вместо режущего слух «подбросить»). Это подстрекательство и провокация, создание липовых признаков преступной деятельности и производство необоснованных оперативно-розыскных мероприятий.

Мотивы: «палочная» система и личная месть

Какова мотивация сотрудников полиции? Чаще всего — это показатели работы. Система учета статистических показателей в МВД — устаревший бюрократический механизм, имеющий мало общего с фактической криминогенной обстановкой. Вкупе с невысоким профессиональным уровнем полицейских, покровительством прокуратуры и судов, потребность «давать цифры» неминуемо приводит к фальсификациям.

Простота фальсификаций ведет к тому, что они используются и для личной мести.

Сами сотрудники правоохранительных органов, даже если знают, что их действия незаконны, считают, что поступают правильно. Мы же не кому-то там «вмонтировали», а наркоману (бандиту, убийце). Это пресловутый жегловский кошелек, как метод против Кости Сапрыкина, «вор должен сидеть в тюрьме». Образ, созданный Владимиром Высоцким в фильме по роману Вайнеров «Эра милосердия», слишком убедителен и притягателен. Хотя роман-то был именно о том, что так нельзя, но моральные построения Володи Шарапова слишком тонкокостны в сравнении с жегловскими. «Наказания без вины не бывает».

Когда полицейских все же ловят

Полицейские начинают задумываться, лишь когда примеряют будущие сроки к себе. Но рельсы, по которым полицейских увозят «столыпинские» вагоны, проложены ими самими. Вмонтированы в вековой базис российской судебной системы.

Квалифицируют их действия по-разному. Наиболее тяжкий вариант — совокупность трех статей Уголовного кодекса: 286 (превышение должностных полномочий), 303 (фальсификация доказательств) и 228.1 (сбыт наркотических средств).

Мне известны три уголовных дела подобного рода за пять лет, по двум из них приговоры вынесены, полицейские и сотрудники ФСКН приговорены к реальным срокам лишения свободы. Третье дело расследуется Следственным комитетом.

Первое дело — классический случай «повышения показателей». В начале 2014 года на совещании у начальника управления ФСКН по Саратовской области оперуполномоченные получили задачу — активизировать работу. Так это совещание описано в приговоре, фактически же начальник поставил ультиматум: или уголовные дела, или удостоверения на стол. Оперативники решили пойти самым простым путем — сфальсифицировать дела в отношении своих же агентов-наркоманов. Век такого агента недолог и стоит недорого. Один эпизод слепили, положив в карман агенту-потребителю марихуану весом 6,9 г, оформили документы: мол, вели наружное наблюдение и получили информацию о том, что имярек приобрел наркотик у неустановленных лиц и собирался в дальнейшем реализовать. Привезли человека в отдел и оформили изъятие. Второй эпизод — организация притона, статья 232 Уголовного кодекса. Эта схема оказалась технически более сложной. В течение недели агент трижды заходил в гости к своему сильно выпивающему другу и курил там марихуану, которую давали ему оперативники, после чего они возили его на медицинское освидетельствование. Все это было оформлено в деле оперативного учета и «реализовано» через три якобы имевших место осмотра квартиры с поддельными подписями понятых.

Самого агента, который помог «оформить» притон, тоже чуть позже задержали с гашишным маслом. Пикантность делу придало то, что опера использовали «клубнику, выращенную своими руками», то есть марихуану и гашишное масло собственного изготовления.

Пикантность делу придало то, что опера использовали «клубнику, выращенную своими руками»

Однако незадолго до этих событий оперативные уполномоченные ФСКН попали в сферу интересов областного управления ФСБ. Все описанное было задокументировано. Вину опера не признали, сроки им грозили большие, но получили они от 5,5 до 6,5 лет лишения свободы — минимально для такой квалификации. Разумеется, дела в отношении всех троих незаконно привлеченных к уголовной ответственности человек были прекращены.

Второй пример — дело инженера-топографа из Татарстана Ильдара Ибрагимова, типичное дело ради показателей. Как рассказывает адвокат Ильдара Анна Белоногова, в апреле 2018 года молодой человек, приехав в Москву, познакомился на вокзале с двумя очень дружелюбными молодыми людьми. Выпили. Потом Ильдару предложили амфетамин. Он согласился. После был Арбат, где за памятником Пушкину и Гончаровой Ильдару предложили взять закладку. Все это время его вели полицейские. Задержали сразу после «подъема» наркотика. 

Сотрудник полиции Константин Данилочкин сейчас арестован, ему вменяются сбыт наркотических средств и превышение должностных полномочий. Дружелюбные собутыльники Ильдара сейчас свидетели обвинения по его делу.

Уголовное дело в отношении Ибрагимова было возвращено Пресненским районным судом прокурору, однако после формально проведенного дополнительного расследования вновь направлено в суд с обвинительным заключением. Это сопротивление системы. Неважно, что сотрудник полиции, сфальсифицировавший уголовное дело в отношении Ильдара, сейчас под следствием, рассмотрят дело Ильдара быстро. Следователь в обвинительном заключении указал лишь одного свидетеля — оперуполномоченного Гераськина, составившего протокол личного досмотра. Одноклеточное дело, которое решит судьбу человека.

Третье дело связано с мотивом личной мести. В декабре прошлого года судом города Электросталь был осужден бывший участковый уполномоченный городского ОВД, который, по мнению следствия и суда, решил отомстить девушке, общения с которой безуспешно добивался, путем подбрасывания ей 1,77 г амфетамина и возбуждения уголовного дела.

В этом деле характерны низкие требования к доказанности. Это свойственно вообще для случаев, связанных с наркотиками, но когда в качестве обвиняемого привлекаются сотрудники полиции, их реакция крайне болезненна. Так, в упоминаемом деле передача наркотиков потерпевшей подтверждена лишь показаниями одного его знакомого, который утверждал, что сделал это по просьбе обвиняемого. На очной ставке он изменил показания, однако суд эти его показания воспринял критически и положил в основу приговора первые, обличающие.

Почему полицейские остаются безнаказанными

Однако уголовные дела в отношении полицейских, а чуть ранее и сотрудников Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, остаются товаром штучным. Безнаказанность же при фальсификации уголовных дел обеспечивают несколько факторов.

Сложно доказать фальсификацию, уловить и зафиксировать момент «вмонтирования» наркотиков. Кроме того, система, создавшая максимально комфортные условия для фальсификации доказательств, сопротивляется возбуждению уголовных дел в отношении своих представителей.

Суды крайне редко выявляют нарушения, связанные с необоснованными оперативно-розыскными мероприятиями. Оперуполномоченные МВД и ФСБ сами готовят постановления об их проведении (обследование жилища, прослушивание телефонных переговоров). Судьям зачастую оставляют только пробел, чтобы вписать фамилию и инициалы. Абсолютно естественно, что удовлетворяется почти 100% подобных ходатайств, число отказов в рамках технической погрешности. Судьи на этой стадии не изучают материалы дел оперативного учета, не проверяют основания для производства оперативно-розыскных мероприятий, хотя и обязаны это делать. Но корень проблемы в другом. Они не делают этого и при рассмотрении дел в судах.

Прокуроры, как представители стороны обвинения, не заинтересованы в том, чтобы изучать дела оперативного учета, они ограничиваются ходатайствами о допросах оперуполномоченных, которые суд охотно удовлетворяет и ограничивается их формальными ответами о том, что основания для ОРМ имелись. Однако суды очень не любят ходатайства защиты об изучении самого оперативного дела. Между тем именно эти материалы нужно изучить, если есть подозрение в фальсификации. В некоторых случаях в делах оперативного учета скрываются данные о непричастности человека к преступлению. Оперуполномоченный уверен что никто — ни суд, ни прокурор, ни адвокат — этих материалов не увидит.

При этом, если спросить любого судью или прокурора: «Почему вы не проверили признаки подстрекательства и провокации со стороны сотрудников полиции или ФСБ, наличие оснований для ОРМ и соответствие процедур закону?» — они ответят, что суд и прокурор в суде ограничены в изучении секретных материалов дел оперативного учета.

Ссылки на секретность этих материалов смешны. Но практика закрытых и засекреченных процессов в России наработана даже в тех случаях, когда никаких оснований для этого нет.

Пока суд да дело

9 января 2013 года Верховный суд вынес единственное в своем роде кассационное определение. Он признал, что обследование жилых помещений с изъятием наркотических средств до возбуждения уголовного дела не может подменять обыск и производиться должно негласно. То есть Верховный суд признал это оперативно-розыскное мероприятие незаконным и фактически подменяющим следственное действие — обыск.

Революционное было определение. Но осталось мертвым. Именно так — обследованием жилого помещения вместо положенного обыска было оформлено изъятие наркотиков в квартире Ивана Голунова. При рассмотрении в суде ходатайства об избрании Ивану меры пресечения и прокурор, и суд, признали протокол обследования его квартиры допустимым доказательством.

И это никого не удивляет — ни позиция Генеральной прокуратуры, ни методические указания МВД, ни мнение Верховного суда не имеют никакого значения, если речь идет о человеке, которого здесь и сейчас нужно посадить в тюрьму.

Как-то один прокурор, когда я показал ему решение коллегии Генпрокуратуры, прямо противоречившее его ответу, раздраженно произнес: «Пока вы с жалобами дойдете до Генпрокуратуры, ваш злодей уже отсидит».

Подпишитесь на нашу рассылку

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Safari