Общество
С 25 июня в Ингушетии был начат «второй этап снятия ограничительных мер» по коронавирусу. Официально в республике к тому моменту было зафиксировано 2889 случаев заражения и 67 умерших, однако многие в эту статистику не верят. Очевидцы говорят о не попавших в статистику смертях родственников и знакомых, о занижении смертности в несколько раз. Низкая статистика порождает беспечность, которая может привести к новому всплеску эпидемии. В День медицинского работника 21 июня спортсмены без средств защиты большой группой взошли на Столовую гору, а на похороны и религиозные ритуалы собираются сотни людей. The Insider поговорил с жителями Ингушетии, которые рассказали, как фабрикуется статистика, почему многим приходится лечиться дома, а властям в республике никто не доверяет.
В Ингушетии о первом зараженном коронавирусом было официально объявлено 30 марта. «Нулевым» заболевшим считается некто Г., прилетевший из Москвы, и информация о нем просочилась через соцсети. С первого дня приезда из Москвы Г. продолжал общаться с друзьями и знакомыми, поскольку и сам не верил в вирус, и в обществе такое неверие преобладало. Именно 30 марта в республике был введен общий карантин, а местный Минздрав докладывал руководству и журналистам, что республика на 100% готова к борьбе с вирусом. Тем временем Ингушетия вырвалась вперед по северокавказской статистике, лишь через несколько недель уступив первое место Дагестану. К моменту появления первых больных здесь были популярны конспирологические теории: вирус — это информационный фантом, а под COVID подгоняют обычный грипп с осложнениями на легкие.
Пока вирус наступал, большинство не соблюдало мер предосторожности. 11 апреля от коронавируса умер муфтий Ингушетии Абурахман Мартазанов, однако 24 апреля на похоронах погибшего в автокатастрофе брата имама Ибрагима Батырова и двоих его племянников собрались сотни людей.
В мае стало окончательно ясно, что подлинной картины нет ни у кого. К майским праздникам официально считалось, что от вируса умерло 28 человек, в это же время председатель Конституционного суда назвал число 50. Лишь к середине июня официальная статистика умерших превысила эту цифру. При этом Telegram-канал «Главком РИ» заявил, что только в одной республиканской клинической больнице в Назрани с 1 по 5 мая от коронавирусной пневмонии умерло 12 человек.
Хасан Кациев:
"Всех, кто со мной лежал, трупами отсюда вынесли"
Я провел год в СИЗО по «Ингушскому делу», а на следующий день после освобождения слег с температурой и неделю болел. Через 4 дня поднялась температура у папы. Врачи сказали, что у него банальная ангина, выписали антибиотики, которые кололи дома. Через два дня температура не сбилась и стало трудно дышать. Вызвали скорую, в поликлинике определили двустороннюю пневмонию. Отец отказывался ехать в стационар, говорил: «Меня там убьют».
Мы его уговорили и позвонили в Назрань, оттуда приехали в этих противочумных костюмах. В больнице врачи нам говорили, что все необходимое у них в достатке и ему делают все, что нужно, но «вы же понимаете, что это коронавирус, на него вакцины нет, на все воля Всевышнего». С пятницы по понедельник он пролежал в палате и нормально общался. Когда я его успокаивал по телефону, что это просто пневмония, он засмеялся и сказал: «Ты так говоришь сын, но всех, кто со мной в одной палате лежал, трупами отсюда вынесли».
А вечером его перевели в реанимацию — наутро он скончался. Когда после этого я обратился к руководству больницы и пытался выяснить, не скрывают ли они отсутствия нужных лекарств, они ответили, что всего хватает, кроме медицинского персонала. Многие врачи заболели коронавирусом, не хватает врачей и медсестер в реанимации.
Когда вскоре после моего отца умер мой зять, муж сестры, и мы забирали тело из реанимации, нам сказали, что в этот день скончались от коронавируса 7 человек. А по данным оперативного штаба — только 2 человека. После похорон зятя я возил маму, сестру и тетю в больницу на капельницу, там сотрудница сказала мне, что в этот день по республике умерло 12 человек, а по информации оперативного штаба — только трое.
Заведующий отделением одной из больниц сказал мне: «Хасан, мы не можем всем дать в необходимой мере кислород, его не хватает, мы не знаем, что делать. Мы ночами не спим, но они на наших глазах умирают, в день по 3–4 человека».
Врачи боятся говорить, смотрят на твои руки — нет ли там диктофона. Их тоже можно понять, они боятся за свою работу. Насчет зятя я могу сказать, что он был очень здоровый человек, под два метра ростом, никогда не болел, но умер.
По поводу отца мы две недели обращались в больницу, пытались получить эпикриз, что он скончался в больнице. Они нам говорили, что у них в компьютере его нет. Де-юре получилось, что мой отец жив, а де-факто его нету. На 10-й день после смерти отца к нам приезжает курьер из Роспотребнадзора с постановлением, что моему отцу нужно 14 дней провести в карантине. Я говорю, как ему быть в изоляции, если он уже умер, сегодня уже 10-й день, как его нет. Это что за издевательство с вашей стороны? Какая изоляция?
Де-юре получилось, что мой отец жив, а де-факто умер
Одновременно заболели еще мама, брат, тетя, сестра. Они лечились дома, медикаментозно. Сейчас чувствуют себя получше, но мама и сестра очень сильно подавлены. Я считаю, что ответственность за то, что люди не соблюдают карантинный режим, лежит на руководстве республики .
У нас с отцом были большие планы на будущее, но не суждено оказалось. Весь семейный груз, который нес отец, сейчас лег на мои плечи. Для меня это большой удар.
Я бы хотел обратиться к Совету тейпов, чтобы люди сами вели учет умерших от коронавируса и двусторонней пневмонии и сравнивали с официальной статистикой. Сегодняшняя власть в Ингушетии абсолютно некомпетентная. В республике социально-экономический и политический кризис. Цифры смертности занижены: может, просто не хотят портить статистику, а может, боятся, что приедет комиссия и выявит хищения. Из-за этого занижения у людей несерьезное отношение.
И. Е.:
"Лечиться пришлось дома"
Я заболел в самом начале, 5 апреля. Медики были растеряны. Хотя все методички Минздрава уже были, мне назначен был не тот тип антибиотика, который рекомендован. Не шло речи ни о плаквениле, ни о клексане, или их аналогах. Я сам изменил себе назначение после консультации с другим врачом. Меня не госпитализировали, и я лечился дома.
Статистика же в моем случае выглядит так: у нас с супругой первый тест дал положительный результат, а повторный — отрицательный. Потом позвонили и сказали, что ошиблись. Примерно через неделю после выздоровления снова позвонили и сказали, что ошибочными были мои последние данные и на самом деле результаты отрицательные (хотя у супруги так и остались положительные).
Только среди своих знакомых я могу насчитать более двух десятков заболевших и 5 умерших, так что официальная статистика сомнительна.
Люди в целом к эпидемии отнеслись несерьезно, вплоть до полного отрицания. В самый разгар эпидемии в середине мая были случаи многолюдных похорон и коллективных зикров. Объясняли это тем, что, участвуя в богоугодном деле, нельзя заразиться. И сейчас, когда основное напряжение схлынуло, дети высыпали во дворы, в магазинах редко кто в маске. При таком настроении может быть новый всплеск.
Правозащитник, юрист Руслан Муцольгов:
"Власти никто не верит"
В Ингушетии распространение коронавируса приняло ужасающие масштабы. Было заражено очень много и обычных граждан, и медиков. Стало понятно, что система здравоохранения, которая и в спокойное время не внушала большого доверия, не выдержит такой нагрузки. Много десятилетий жители республики выезжают на обследование и лечение в другие регионы, поскольку в республике нет узких специалистов и современного медоборудования, что стало следствием всепроникающей коррупции.
Беда во власти, которая на протяжении последних лет не способна ни предотвратить, ни решить огромное количество имеющихся проблем. С принятием конкретных защитных мер региональная власть явно опоздала, да и не контролировала выполнение собственных решений.
Население полностью не доверяет ни региональной, ни федеральной власти: за последние 2 года в республике были развязаны небывалого масштаба репрессии, в жернова которых попали сотни людей. 44 человека были арестованы по абсолютно надуманному обвинению. Более 20 уже осуждены, а остальные, в том числе и почтенные старейшины, и молодая девушка, второй год остаются по арестом.
На этом фоне люди полностью не доверяют власти и не прислушиваются к ее призывам.
Р. Ф., врач:
"Не успеваешь познакомиться с пациентом, а к следующему дежурству его уже нет в живых"
Когда умирали твои давние знакомые, родственники коллег, было очень тяжело. Когда у пациента, с которым у тебя сложились человеческие отношения, к следующему твоему дежурству произошло ухудшение или его уже нет в живых. Когда после всего, что ты сделал, родственники обвиняли тебя в том, что недосмотрели, не дали лекарств и прочее. Слава богу, таких были единицы, и они были не очень большого ума. У нескольких моих коллег умерло по нескольку человек в доме. У одной сначала брат, потом мама через несколько недель. У другой коллеги умер отец, через несколько дней — мать. Было много медиков, которые вышли на работу, только-только оправившись от болезни сами.
В реанимации была очень напряженная работа. Все трудились, выполняя свои обязанности и не только свои. Например, все дружно переворачивали тяжелых больных, помогали перестелить койки, сопроводить пациента в туалет, потому что больные в сознании отказывались это делать на месте. В респираторах и комбинезоне очень трудно. Трудно дышать, пот ручьями по телу, очки запотевают. Когда очень много работы, чувства притупляются. Но все равно были слезы несколько раз, когда умирали больные, за которых ты так боролся.
Милана Базуркиева