«Планировали рожать в лучшем роддоме, а рожают в подвале». Интервью с врачом из Киева

— Как вы поняли, что началась война?

— При нынешнем развитии социальных сетей это было несложно. Узнали, что Путин начал эту операцию и не только прочитали, но и вскоре услышали.

— Вы готовились заранее?

— Готовились ли к войне? Конечно, никто не готовился. Но готовились ли к работе в экстремальных условиях? Естественно. Нашему родильному дому больше 40 лет. Несмотря на то, что выглядит по-современному, здание достаточно старое, мы его капитально ремонтировали в прошлом году. Бомбоубежище было сделано еще в советское время, есть подвальное помещение со многими выходами. Как мы готовились? Много лет все делали впрок — у нас есть независимый источник электроэнергии и независимый дизельный генератор, отдельный кислородный концентратор во дворе. Мы были одним из роддомов, который оказывал помощь пациентам с ковидом, поэтому вопросы, связанные с кислородом, всегда были актуальными. Пандемия — тоже война своего рода. На такой опыт мы не рассчитывали. У нас собственный котел, так что вода и тепло есть. Вода, тепло, электроэнергия и кислород есть, не связанные с централизованной подачей.

— Что если принимают роды, и объявляется воздушная тревога?

— Мы публиковали фотографии в первые дни 25-го и 26-го числа, когда у женщин начинались схватки во время бомбежек. Врач может принять роды в любом состоянии, даже не полу. Мне и оперировать приходилось на полу, когда были тяжелые осложнения и не было возможности перенести. Одни роды приняли непосредственно в укрытии, а другие начинались в укрытии, потом подняли в родильный зал и закончили, мальчик родился. Так что, несмотря на эти условия, идет процесс своим чередом.

— Сколько родов в день у вас сейчас?

— За вчерашний день было двое. Думаю, многие уехали, потому что для нас нормальное количество — 13-14 в день. Мы стараемся не класть женщин заранее, чтобы максимально оттянуть время, чтобы не было большого скопления. Люди планировали рожать в лучшем родильном доме, а рожают в подвале лучшего родильного дома.

— В реанимации кто-то есть?

— Перевели одного ребенка, он уже три дня у нас был. Он был недоношенным, весил кило четыреста. Он родился еще до начала войны, и когда он уже не требовал кислорода, мы его перевести на второй этап.

— И носили его в подвал?

— Конечно. Оборудование мобильное с батареей. Мы там сделали реанимационную палату на случай таких ситуаций.

— Вы как-то обозначаете российским войскам, что это роддом?

— Везде это написано. Российских войск вчера совершенно не смутил частный родильный дом «Адонис» в 30 километрах от Киева. С лица земли его не стерли, но снаряд попал в фасадную часть. Слава Богу, никто не пострадал, женщин вывели.

— Мне кажется, что быть в больнице даже опаснее, чем не в больнице, потому что у российских войск есть ощущение, что в больницах прячутся штабы военных.

— Возможно. В любом случае тут без громких и высокопарных слов могу сказать: «А где же нам быть, если это наша работа?» Мне было бы проще пойти и защищать с оружием.

— К вам украинские военные приходили с просьбой разместить что-нибудь?

— Нет.

— Такое может быть?

— Однозначно сложно ответить, но я считаю, что размещение здесь войск только привлекает внимание. Вы видели хоть одного человека с автоматом?

— Нет.

— Это была моя принципиальная позиция. Если такой объект будет при входе, то будет интерес — что же он там охраняет?

— Вы говорите по-русски?

— Я говорю по-русски, потому что вы говорите со мной по-русски.

— Для вас не удивительно, что Россия воюет с Украиной и Киев пытается взять?

— Я закончил вуз в 1985 году, когда о развале Союза никто даже не думал и не знал. У нас не было разницы между русским и украинцем, никто не выяснял.

— Вы можете объяснить, почему Россия бомбит Харьков, если в сознании условного москвича Харьков — это русскоязычный город? Борются с бандеровцами, но бомбят русский город. Как вы это понимаете?

— Логикой объяснить наличие военных, танки, расстрелы гражданских, бомбежки городов и больниц в XXI веке сложно. Говорить о том, что нас пытаются спасти? Мы говорим с вами по-русски. Я уважаю вас и говорю на том языке, который вам был бы понятнее. Мы свободные люди. У этой тройки — Путин, Шойгу и Лавров — что-то в голове.

— Украинская армия вас защищает?

— Ну, если вы имеете в виду физических солдат здесь, то я их не вижу. Я не сомневаюсь, что они будут здесь драться до последнего.

— Если врачам в Киев привезут раненого русского солдата?

— Для врача же не имеет значения, кому оказана помощь. То, что мы будем сразу сообщать о том, что привезли солдата — это 100%, но о том, чтобы не оказать помощь — такого не может быть.

— Кто-то уехал из врачей и персонала?

— Я не могу точную цифру вам дать, но около 15% с семьями и маленькими детьми уехали. Никто не сбежал так, чтобы мы его искали. Все предупредили, все говорили о том, что ситуация безвыходная и надо было уезжать, и мы это учли. Я с 24-го числа отсюда еще не выходил.

— А где вы спите?

— В кабинете.

— Вы можете уйти?

— Физически могу, но я этого не сделаю. Как же я уйду? На меня смотрит весь роддом.