Новости
30 апреля правозащитники направили в Госдуму проект срочной амнистии в связи с пандемией коронавируса, предполагающий прекращение дел в отношении тех, кому грозит максимальное наказание до трех лет лишения свободы. The Insider поговорил о ситуации в тюрьмах и перспективах амнистии с автором проекта, директором Института прав человека Валентином Гефтером, директором фонда «Общественный вердикт» Натальей Таубиной и главой фонда «Русь сидящая» Ольгой Романовой. Все они не верят официальной статистике и убеждены, что ФСИН скрывает правду о заболевших коронавирусом заключенных. Из регионов поступает информация о том, что заключенные чувствуют себя плохо, у многих явные признаки ОРВИ, но помощь им не оказывается. Когда адвокат «Общественного вердикта» спросила ФСИН о заключенных с подозрением на коронавирус, ей пригрозили уголовным делом о распространении фейков.
Валентин Гефтер, директор Института прав человека, эксперт президентского Совета по правам человека
Я слышал, что официальная сводка по заболеваемости - порядка сорока заключенных и около ста с чем-то сотрудников. Причем, насколько я понимаю, там формулировка не «коронавирус», а пневмония и ОРВИ. Бог им судья. Меня поразила другая цифра – 18 тысяч тестов за все время. Это очень мало, если говорить обо всем контингенте.
Конечно, жалко, что потеряли столько времени и ничего практически, кроме отдельных случаев, не происходит с разгрузкой СИЗО, зон и колоний. Нет даже никакого обсуждения, ни в Думе, ни в администрации президента. Есть небольшой всплеск в последние два-три дня, связанный с неизвестно какими поводами, но это все разговоры в масс-медиа или еще где-то, а от должностных лиц я лично ничего не слышал.
Теоретически нигде не было сказано «Нет» и, возможно, в любой момент возобновится подготовка к амнистии и рассмотрение тех проектов, которые в Думе лежат к 75-летию победы. Ничто не мешает, как у нас любят говорить, кроме отсутствия политической воли. Мне кажется, общество недостаточно в этом смысле консолидировано. Были заявления правозащитников, были письма Московской Хельсинской Группы депутатам Думы с предложением разных вариантов амнистии. Были заходы, но нет постоянного давления со стороны общества.
Какие-то локальные сдвиги есть, но это не системно и на свой страх и риск. Например, в Свердловской области, по утверждению местной уполномоченной, примерно половина ходатайств по УДО удовлетворены за последние недели. Раньше было не больше трети. Те прокуратуры, которые удовлетворяют эти ходатайства, действуют индивидуально. Конечно, они и должны действовать индивидуально, а не по команде, особенно судьи, но поведение это немного впереди общего паровоза. Мы-то хотели, чтобы это была именно амнистия, системные решения, позволяющие следователям и судьям, когда мы говорили про СИЗО, в обязательном порядке рассматривать эти вопросы.
Это не значит, что наш вариант амнистии велел всех, кто там упомянут, выпускать. Разные меры предлагались. Где-то по очень малозначительным преступлениям освободить, где-то приостановить производство по делу и рассмотреть вопрос об изменении меры пресечения на более мягкую. Тем, кто уже сидел после приговора в ожидании апелляции, мы предлагали чтобы судьи приостанавливали исполнение приговора и таким образом рассматривали вопрос пережидания этого периода в иных условиях, то есть не обязательно содержать в СИЗО.
Это не значит, что сейчас всех опасных преступников выпустят на свободу. Мы не говорим об особо тяжких, рецидивистах. Более того, мы для менее опасных предлагали постановление о порядке применения амнистии, в котором бы указывалось, что эти люди должны выходить под административный и эпидемиологический надзор. Люди должны дать согласие на то, что они будут выпущены в этот период, и что они будут тестироваться, соблюдать самоизоляцию и так далее. Все это в комплексе, мне кажется, требует внимательного обсуждения, рассмотрения и прочтения.
Из тех 100 тысяч, что сидят в следственных изоляторах, проект амнистии затронул бы не больше четверти.ФСИН и следственные органы лучше знают, сколько по тем категориям, что перечислены в нашем проекте, сейчас заключенных. Навскидку мне кажется, что это вполне контролируемо. Одновременно это бы разгрузило изоляторы и позволило тем, кто остается в них, легче проводить эпидемиологические мероприятия, меньше была бы скученность и так далее. Легче было бы сотрудникам работать, многим из которых сейчас трудно, они работают в том числе вахтовым методом.
Это комплексная проблема, которая может с разных сторон облегчить участь многих людей, не подвергая опасности общество, за которое мы все переживаем, чтобы оно не оказалось под угрозой роста преступности.
Наталья Таубина, директор фонда «Общественный вердикт»
До сих пор так и нет адекватной публичной информации о том, что происходит в учреждениях ФСИН. Есть заявления общего порядка о том, что ситуация находится под контролем и все заключенные и сотрудники получают адекватную помощь. Стала появляться иногда информация об отдельных случаях заражений с подтвержденным коронавирусом, но, насколько я вижу, это как правило касается сотрудников. Наверное, самая штатная информация была на днях о выявленных более 300 случаях заражения в целом в системе ФСИН. Подавляющее число из них – это сотрудники ФСИН.
Мы получаем информацию из разных регионов от родственников или даже заключенных о том, что есть проблемы, что заключенные чувствуют себя плохо, что там явные признаки ОРВИ, помощь не оказывается, но при этом бараки, в которых содержатся заключенные, изолируются. Они переводятся на режим карантина и максимум что происходит, это ежедневные измерения температуры бесконтактными термометрами и раздача парацетамола для снижения температуры. Если мы отправляем запросы, региональные УФСИН тут же выходят в публичное пространство с опровержениями о том, что выявленных случаев коронавируса нет, у них все под контролем и все это выдумки и нагнетание ситуации со стороны правозащитников.
Буквально сегодня наш адвокат получила ответ на очередной запрос по следственному изолятору №2 в Ярославле и с одной стороны, из той информации, что есть, мы делаем вывод, что ОРВИ у содержащихся в СИЗО присутствует, поскольку начальник следственного изолятора пишет: «Ваше обращение рассмотрено. В настоящее время медицинская помощь осужденным в СИЗО №2 России по Ярославской области оказывается согласно показаниям. Больные с признаками ОРВИ изолируются и содержатся отдельно от здорового контингента». Этим ответом он официально подтверждает, что такие больные есть. Дальше он предупреждает нашего адвоката Ирину Бирюкову об уголовной ответственности за публичное распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и здоровью граждан согласно той самой прекрасной статье 207.1 УК. Вот такая ситуация.
Мы делали публичное заявление, которое параллельно дублировали во ФСИН и прокуратуру. Там было несколько пунктов о том, что надо сделать сейчас: сокращение содержания под стражей или перевод из-под стражи на домашний арест людей, которые проходят по статьям, где преступления незначительные и не сопряженные с насилием.
Ответа из Генеральной прокуратуры мы не получили. Был ответ из ФСИН, в котором говорилось, что это не не входит в их компетенцию. Это должны решать суды и следствие. В последнем разъяснении Верхового суда, насколько я понимаю, ничего про меры пресечения не говорится.
Ольга Романова, глава фонда «Русь сидящая»
Вчера питерское заксобрание вышло с инициативой в Законодательную думу об объявлении амнистии. Мы все-таки надеемся на разгрузку СИЗО, хотя бы на 30% и на то, чтобы выполнили рекомендации Верховного суда по мелким и нетяжким преступлениям. Пока суды работают на аресты. И в столицах не работают суды на УДО, к сожалению. В регионах кто в лес, кто по дрова - где-то суды работают на УДО, где-то не работают вообще. Везде все по-разному.
В официальную информацию о том, что 300 сотрудников и 40 заключенных болеют, мы поверить не можем никак, потому что заключенные находятся в гораздо большей зоне риска из-за скученности, плохого питания, отсутствия лекарств и санитарных противоэпидемиологических мер. Заключенных, больных коронавирусом, гораздо больше, просто мы об этом не знаем. Информация скрывается, как обычно.