Аморальный камертон. Как «чекистское кино» подготовило общество к сегодняшним репрессиям

В Москве, Петербурге, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Ульяновске и Самаре 12 и 13 марта прошли массовые обыски у местных художников. В Санкт-Петербурге сотрудники ФСБ пришли к Катрин Ненашевой и ее подруге Наташе Четверио. В Екатеринбурге после обыска забрали на допрос художника Илью Мозги, в Нижнем Новгороде — художников Артёма Филатова и Андрея Оленева, в Ульяновске — художника Егора Холтова. Обыски проходили у участников арт-группы «Явь», художника Саши Блота, участницы «Партии мертвых» Кристины Бубенцовой, у участниц Pussy Riot: Риты Флорес, Ольги Курачевой и Ольги Пахтусовой. В среду был обыск у художника Анатолия Осмоловского в Москве и директора Пермского музея современного искусства PERMM Наили Аллахвердиевой. Обыски у художников и активистов, возможно, связаны с уголовным делом Петра Верзилова, хотя несколько фигурантов сообщили, что с ним даже не знакомы.

Негласный договор между властью и обществом — «художника нельзя судить за слово, за жест, за созданный художественный образ» — окончательно перестал работать примерно в 2017 году, начиная с дела Кирилла Серебренникова и «Седьмой студии». После ареста театрального режиссера Евгении Беркович и драматурга Светланы Петрийчук в мае 2023 года стало ясно: художников, артистов и вообще творцов теперь рассматривают в качестве угрозы режиму. Однако массовые обыски и допросы именно художников — это, кажется, впервые. И важно понять, что это за знак — на идеологическом и стилистическом уровне.

Смысл этой акции — показать, что постсоветский договор между художником и властью окончательно расторгнут. Пока это касается лишь художников-акционистов; но очевидно, что ими не ограничатся. Следом обязательно придут к режиссерам, поэтам, писателям — заочно с некоторыми из них уже сурово расправились, вспомним хотя бы Бориса Акунина. Нынешняя акция — одновременно сигнал и миру тоже. Косвенно — как ответ на победу украинского документального фильма «20 дней в Мариуполе» на «Оскаре». В Кремле это расценивают как послание Запада (в современном мире художественный жест приобретает политическую силу) и дают, как им кажется, транспарентный ответ.

Акцию против художников нужно понимать как некую черту, означающую конец легального существования в России современного искусства. По-своему логично, что современное искусство силовики считают чем-то наподобие ЛГБТ — массовым сетевым движением, которое подрывает основы строя. Задача-максимум власти сегодня — маргинализировать сам разговор о современности (чем, собственно, и занимается акционизм, пытаясь вытащить обывателя из уютного мирка наружу, в реальность).

Аппарат насилия при этом вполне успешно учится у современного искусства. Он теперь стремится не просто проводить разовые акции, но создавать «художественные проекты» в жанре тотальной инсталляции. Вторничная акция напоминает по стилистике 1930-е годы (Ненашеву увозили на гражданской машине без номеров, но сами «силовики» почти позировали перед объективами, хотя и в «ковидных» масках). В результате у нас возникает ощущение дежавю: где-то мы уже видели эти сцены… Где-то мы всё это уже видели… Ах, ну да: в российском массовом кино про сталинские репрессии.

Эти сцены обысков, допросов — ну да, конечно, ими наполнено было и перестроечное кино, и кино 1990-х, когда об этом уже можно было говорить. Но тогда эти сцены читались однозначно — как предупреждение и напоминание обществу: это не должно повториться. В 2000-е первые фильмы о репрессиях также были об этом — правда, среди плохих чекистов обязательно находился кто-то хороший, кто «уже тогда всё понимал». С этого отделения хороших чекистов от плохих и началось путинское кино, примерно с экранизации «Детей Арбата» (2004) — изначально антисталинского произведения, которое авторам удалось превратить в кино о великой эпохе.

По этому пути и пошел далее массовый российский кинематограф: в кино о репрессиях стали появляться нотки скрытого восхищения. Ужасно, но в то же время величественно — когда все дрожали от страха. Почему, например, российский Минкульт испугался британской комедии «Смерть Сталина» и запретил ее в 2018 году? Там ведь не было какой-то особой кровожадности и зверства. Напротив, авторы позволили себе горько посмеяться над механизмом насилия. Это и оскорбило держателей акций. Смеяться над насилием нельзя — это святое. Количество отечественных фильмов о чекистах к тому времени зашкаливало. Ужасное в итоге стало штампом: зритель уже знал заранее, что сейчас будет сцена допроса, чекисты будут пытать; банально или с выдумкой — как в том же фильме Михалкова «Предстояние». Ну, и что. В итоге случилось невероятное: то, от чего должно было бы холодеть сердце зрителя, начиная с 2000-х стало рутиной.

Оказывается — теперь мы это знаем — даже с очевидным историческим материалом можно производить манипуляции, которые приведут к прямо противоположному эффекту. Задачей государственного кино 2000–2020-х, как теперь понятно, была банализация кошмара. Российское кино последних десятилетий всегда лукавило в теме насилия. Вроде бы мы осуждаем репрессии, сталинизм — но одновременно считаем насилие частью истории. Так антисталинское кино превратилось в собственную противоположность: оно приучило к государственному насилию как к норме. Без насилия никак не обойтись. Чекизм в кино стал тем временем тотальным. Экранизация «Мертвых душ» на современный лад — Чичиков оказывается агентом ФСБ под прикрытием, выводящим нечестных чиновников на чистую воду. Пушкина погубили агенты западных спецслужб. Зато собственные спецслужбы вовремя разоблачили заговор декабристов и спасли Россию. И так далее. Вот сериал про исполнение Седьмой симфонии Шостаковича в блокадном Ленинграде (2021). Главный герой сериала — чекист, благодаря которому премьера и состоялась.

Это негласное правило известно любому российскому кинематографисту: про что угодно можно снимать, но силовик должен быть в фильме — желательно в центре повествования. Даже в костюмных драмах про Екатерину, Петра Первого или Ивана Грозного есть прообразы нынешних спецслужб. Сегодня эта коллекция состоит из тысяч наименований — фильмов и сериалов, созданных уже в постсоветское время. Бесконечная череда одного и того же, с вариациями. Какое-то время нам казалось, что упоминание спецслужб просто льстит правящей корпорации в Кремле, а создатели фильмов сознательно идут на компромисс, чтобы их не трогали. Но оказалось, что эти стандарты кино имели практическую цель: чтобы мы, зрители, видели мир глазами силовика. И чтобы именно его взгляд стал нормой.

Нынешнее кинопроизводство дошло до абсурда: недавно вышедший сериал «ГДР» (2024) почти целиком состоит из чекистов — показаны целые семьи, династии, «грибницы». От рядовых до высших — одна большая семья. Найти в сериале героя, не имеющего отношения к спецслужбам, почти невозможно. Это напоминает пародию «русские глазами американцев» («выпьем водки, сыграем на балалайке, погуляем с медведем»). Герои сериала бесконечно кого-то разоблачают — врагов среди чужих, среди своих и в самих себе. Причем всё происходит во времена перестройки, когда, казалось бы, другая жизнь била ключом. Собственно, выражение «чекистское кино» превратилось из метафоры в нечто буквальное.

И в этой связи возникает два вопроса — можно ли было этого избежать и где была совершена роковая ошибка. Собственно, тут всё упирается в один пункт — несостоявшийся запрет тоталитаризма советского извода на законодательном уровне (такие попытки предпринимались в 1991–1992 годах). Если бы это случилось, появление подобного кино было бы просто невозможно. И еще — ответственность самой киноиндустрии, которая всё это варила десятилетиями.

Кино это не появилось само собой. Его создавали люди, тысячи людей — от сценаристов до осветителей и водителей. Целая индустрия. После 2014-го окончательно стало ясно, что подобное кино целенаправленно занимается милитаризацией сознания и нормализацией насилия. Нет, пожалуй, в России актера, который не снялся бы хоть раз в «чекистском кино» (актеров, избежавших этой участи, можно пересчитать по пальцам). И поэтому мы можем говорить о тотальном подыгрывании злу — тех, кто по роду профессии должны были чувствовать подвох в первую очередь, но стали вольными или невольными соучастниками зла. Среди этих людей есть и те, кто после 2022 года уехал по политическим причинам из России или же ушел теперь во внутреннюю эмиграцию. Сейчас некоторые из них говорят, что старались играть в «патриотическом» кино как можно хуже — чтобы эти фильмы «не запомнились». Интересная мысль, нужно будет хорошенько обмозговать ее на досуге.

Гонорары за эти работы давно проедены, фильмов тех уже и вправду не помнят, а зло тем временем вернулось бумерангом. Те, кто создавал глубокие образы чекистов, теперь сами рискуют стать жертвами очередной репрессивной кампании. Если что и можно извлечь из этой истории, то лишь урок такого толстовского свойства, в духе «Фальшивого купона». О траектории большого зла, которое начиналось с мелкого обмана.