Не надо обманываться: Хасан Рухани глубоко связан с фундаменталистской системой, но его избрание опасно для иранского режима, предупреждает в Politico исследователь из Совета по международным отношениям Рэй Такей. The Insider предлагает полный перевод статьи
Президент Ирана Хасан Рухани, недавно переизбранный на второй срок, — плоть от плоти истеблишмента исламской республики, аппаратчик, которому не занимать коварства, но не хватает воображения. И все же его разрушительная политическая кампания может нанести исламской республике ущерб, от которого она вряд ли скоро оправится. В ходе борьбы за то, чтобы остаться на посту, он пролил свет на темное прошлое режима и дал фантастические обещания, выполнять которые у него нет ни желания, ни возможностей. Кампания Рухани поссорила его с влиятельными фигурами режима, а его правление неминуемо разочарует тех, кто за него голосовал. Президентство Рухани в очередной раз напомнит иранскому народу, что теократическое государство не может само себя реформировать.
На одном из предвыборных митингов Рухани атаковал своего соперника, консерватора Ибрагима Раиси, подчеркивая, что «народ скажет «нет» тем, кто на протяжении 38 лет только тем и занимался, что казнил и сажал в тюрьму». Это был намек на одну из самых сомнительных акций режима. Летом 1988 года стареющий лидер исламской республики аятолла Рухолла Хомейни устроил один из последних актов возмездия своим недоброжелателям-секуляристам и отдал приказ о массовой казни политзаключенных. Судебной власти пришлось подчиниться, и создали специальную коллегию судей, которая вскоре стала известна как «комиссия смерти». Раиси впервые получил известность в стране как член этой комиссии, которая в ускоренном порядке отправила на смерть тысячи узников. Многим казненным отказали даже в подобающих похоронах, их тела захоронили в безымянных общих могилах. На жестоком языке исламской республики они назывались «кладбищами прóклятых».
Вот таким было правосудие Раиси, но вина лежала не только на нем. Решение о геноциде в тюрьмах позже пересматривали два высших чиновника — тогдашний президент Ирана Али Хаменеи и спикер парламента, ныне покойный Али Акбар Хашеми Рафсанджани. Рухани, который в то время был депутатом парламента, прекрасно знал, что происходило в тюрьмах. Но он предпочел молчать. В последние три десятилетия режим старался отмыть его репутацию и наложил табу на публичное обсуждение этого эпизода. Но слухов всегда было достаточно, и то безумное лето никуда не исчезло из коллективной памяти иранцев. Вспоминая тот эпизод, Рухани бросил вызов самим основам легитимности теократического государства, которое настаивает на своей духовной природе и на том, что его главная забота — справедливость. Хаменеи и правящая элита, замешанная в той бойне,вряд ли легко простят переизбранному президенту такой оппортунизм. Об этом эпизоде должен был знать не только Рухани, но и его политический союзник, нынешний министр юстиции Мустафа Пурмохаммади, который был одним из самых агрессивных судей в «комиссии смерти».
В ходе своей кампании Рухани продуманно обращался к массам, критикуя репрессивные органы режима и предупреждая: «Те из вас, кто отрезал языки и зашивал рты. Те из вас, от кого в последние годы не было слышно ничего, кроме проклятий, кто запрещал тексты и картины. Прошу вас, даже шепотом не произносите слово «свобода», чтобы не позорить свободу». Кроме того, президент предупредил «Корпус стражей исламской революции», чтобы тот не вмешивался в избирательный процесс. Это был гениальный политический ход: больше тридцати лет находясь внутри режима, Рухани внезапно освоил язык несогласия и, казалось бы, предстал критиком системы. Но теперь система готова нанести ответный удар. В отличие от США, в Иране действительно существует «глубинное государство», и оно ничуть не пострадало, так как Хаменеи по-прежнему контролирует все важные институты, а «Стражи революции» удерживают контроль над значительной частью иранской экономики. Трудно представить себе, как могут быть реализованы даже самые скромные политические амбиции Рухани.
Но у Рухани по-прежнему есть некоторые преимущества перед режимом. Как политик, который провел десятилетия на посту секретаря Высшего национального совета безопасности, он был тесно связан с аппаратом государственного террора. Он заслужил расположение «Стражей» летом 2009 года, сохраняя молчание, когда лидеров «Зеленого движения» <политическое движение сторонников реформ, выросшее из массовых акций протеста против фальсификаций на выборах. — The Insider> бросили в тюрьму по фантастически обвинениям. И его первый президентский срок был посвящен вовсе не правам человека и экономическим реформам, а тому, чтобы уговорить США подписать соглашение по контролю над вооружениями, которое открыло Ирану прямой и законный путь к ядерной бомбе. Это не назовешь незначительным достижением, но при том, что в исламской республике политическая месть — обычное дело, этого, возможно, недостаточно, чтобы полностью его обелить.
И тогда Рухани обращается к публике с обещаниями. Президентские предвыборные митинги и выступления в честь важнейших памятных дат превратились в акции протеста против государства, на которых скандировали лозунги «Зеленого движения». Рухани расчетливо поддерживал это, давал необычные обещания восстановить свободу и даже намекал на реабилитацию тех, кто томится в тюрьме и в изгнании. Он противостоял репрессивным силам, несмотря на то, что сам долгие годы был совершенно безразличен к правам человека. Рухани никогда не входил в реформаторское движение с требованиями плюрализма и гармонизации религии, оживившее политическую жизнь Ирана в 1990-х годах, а когда «зеленое движение» сотрясало основы государства, он был на стороне режима. В исламской республике невозможно воспользоваться положениями ее собственной конституции, чтобы расширить их параметры. Разочарованные иранцы еще раз убедятся, что не получат никакого политического облегчения от очередного президента-исламиста.
Поэтому было бы неправильно называть Рухани реформатором. Он всегда принадлежал к прагматическому крылу иранских лидеров, приверженцам так называемой китайской модели, при которой гражданам предлагают экономическое вознаграждение в обм ен на политическую пассивность. Во время своей кампании он намекал на приход лучших времен, когда говорил, что добьется снятия с Ирана остающихся санкций. Это невозможно, если учесть склонность Ирана к терроризму, нарушениям прав человека и агрессивной имперской политике на Ближнем Востоке. То, что Иран никогда не имел возможности повторить экономический путь Китая, — факт. Иран с его долгой историей коррупции и некомпетентного управления всегда страдал от инфляции и безработицы. Трудно представить себе, как режим может удовлетворить хотя бы самые основные финансовые требования народа, если он тратит гигантские суммы на поддержку династии Асадов в Сирии и на угрозы суннитским монархиям.
Рухани сохранил за собой президентский пост при помощи своей обычной смеси хитрости и цинизма. Теперь ему предстоит сразиться с Хаменеи и другими сторонниками твердой линии, обеспокоенными его обвинениями в адрес их режима и его истории. У всех избранных на второй срок президентов Ирана ограниченное пространство для маневра, учитывая дисбаланс власти между избираемыми и неизбираемыми институтами. Но у Рухани возможностей еще меньше. Возможно, самую большую проблемц для президента и его республики будут представлять разочарованные граждане, которые не получат ни политической свободы, ни финансового облегчения.
Иран сейчас остается тем же, чем он был со времен подавления «зеленой революции» 2009 года; режим неуклонно шагает к своему краху. Связи между государством и обществом давно разрушены, и еще один президентский срок Рухани их не восстановит. Нынешний Иран напоминает Советский Союз 1970-х, где видимость силы скрывала реальность — разрушение институтов и разочарование народа. И вот ироническое предупреждение для Ирана: президент, приходу которого радовались многие на Западе, добился лишь дальнейшего раскола среди элиты и разочаровал публику.
Выступая в Саудовской Аравии, президент Дональд Трамп говорил о необходимость противостоять Ирану и «изолировать» его. Но иранский вызов, с которым приходится иметь дело Трампу, — более сложный и запутанный, чем при его предшественниках. Теперь речь идет не о промежуточных решениях по поводу судьбы иранских запасов обогащенного урана, а о том, как расшатать ставшие неустойчивыми основы исламской республики. Для этого нужно будет точно рассчитанное применение и американской силы, и риторики. Задача в том, чтобы сузить границы имперских посягательств Ирана, одновременно оказывая давление на его экономику. Команда Трампа должна будет создать новую архитектуру санкций против Ирана взамен разрушенной , сделав при этом одним из своих приоритетов права человека и положение диссидентов. Госсекретарь Рекс Тиллерсон сделал в Эр-Рияде ход, который должен стать первым залпом в систематической кампании делегитимизации теократического режима. Заявления, которые делает Америка, всегда имеют вес, в том числе и в Иране — стране, история которой показывает необычайную степень чувствительности к нашим словам.
Исламская республика — это идеологический эксперимент, рожденный в столетие, которое видело так много попыток подчинить человеческую волю прихотям тех, кто претендовал на роль авангарда истории. Сейчас революция исчерпала себя и не может удовлетворить ни материальные потребности, ни политические стремления избирателей. Теократический режим упорно движется в направлении мусорной корзины истории, и остается единственный вопрос: сможет ли Америка ускорить это движение.